неосторожных мореплавателей, она не могла хладнокровно казнить еще одного несчастного. Она не знала, для кого это делала — для себя или для этого незнакомца, но ей вдруг безумно захотелось, чтобы он остался здесь и выжил… Чтобы открыл глаза, улыбнулся и сказал:
«Спасительница… любимая… как ты прекрасна!..»
И вот он остался — на горе ей или на счастье, она еще не знала.
Видя, что утопленник постепенно приходит в себя, Раина принялась растирать ему холодную грудь. Взгляд ее невольно скользил вдоль его плоского, с рельефными красивыми мышцами живота, к густой поросли, к… Тут она почувствовала, что волна желания стремительно поднимается в ней, а руки движутся уже не с силой, а лаская и поглаживая… Она так давно не видела настоящего мужчины, что готова была оседлать его тотчас же, не дожидаясь, пока он придет в себя.
Он вдруг шевельнулся, какой-то хриплый звук вырвался из его горла.
— Дракон… — еле внятно прохрипел он. — Дракон.
— Разве я похожа на дракона? — проворковала Раина, по-прежнему гладя его. Ее пальцы уже приближались к заветному месту, голос звучал тихо и нежно. — Открой глаза и взгляни на меня. Разве я похожа на дракона?
Он открыл глаза и сел, даже не заметив прикосновений ее ласкающих рук. Глаза у него были синие. Сейчас, правда, их синий цвет был несколько мутноват, но все равно, они были прекрасны. Раина начала понимать, почему ее хозяин назвал свою добычу «красавцем» — пожалуй, теперь, рассмотрев его как следует, она готова была признать, что он просто бог.
— Что ты уставилась на меня, женщина? — недовольно поинтересовался он, уловив ее обожающий взгляд. — Кто ты такая? И откуда здесь взялась?
Тут он, наконец, огляделся. Магический шар разгонял тьму едва ли на три шага вокруг. Но все же, по гулкому эху, по мерцанию вдали новых и новых золотых груд можно было определить, что этот зал — гигантская пещера, потолок и стены которой уходят в недостижимую высь.
— Откуда здесь взялась ты и откуда здесь взялся я? — повторил он.
Голос его уже звучал не так хрипло. Был он низок, глубок и звучен, и показался Раине музыкой садов Митры после множества лет, в которые она слышала одну только негромкую, словно шелест мертвой листвы, речь ее тюремщика. Голос этого человека звучал, как фанфары, и чувствовалось, что он привык говорить громко и повелительно, а не шептать ехидно, подкравшись из-за угла, как это любил проделывать хозяин ее подземного дворца.
— Я не взялась, я здесь живу, — ответила Раина. Как ответить на его второй вопрос, она еще не знала, но он сам подсказал ей:
— Так это ты, малышка, выволокла меня из воды?
Она, очень довольная тем, что выпуталась из щекотливого положения, поспешно кивнула. Он оглядел ее хрупкую фигурку, тонкие руки и узкие плечи — и недоверчиво усмехнулся:
— Еще одна девушка на выданье с сундуком приданого, э? Ладно, положим, я тебе верю. Как тебя зовут?
— Раина, — ответила она, склонив к плечу золотоволосую головку.
— Раина, — повторил он, словно пробуя на вкус ее имя. Глаза его затуманились, словно он вспоминал кого-то с таким же именем. Подтверждая эту ее догадку, он пробормотал: — Та была черноволосая и темноглазая и уехала в Боссон, как я ни уговаривал ее остаться… — Он встряхнулся, отгоняя видение. — Ну, а я — Конан, Конан-киммериец. Ты и в самом деле здесь живешь? Что это за место?
— Остров, — ответила она. — Вернее, пещеры на острове. Мы с тобой сейчас в самом сердце подземного лабиринта. Оглянись-ка, — добавила она с лукавой улыбкой. — Это все — мое.
Чуть прищурив синие глаза, он снова огляделся, теперь уже внимательнее.
Она ожидала если не выкриков восторга и изумления, то хотя бы расширившихся глаз. Ибо повсюду в пещере были навалены груды сокровищ. Золотые аквилонские и немедийские кубки соседствовали здесь с нефритовыми и аметистовыми статуэтками из Кхитая. Изящные, отяжеленные золотом и каменьями зингарские рапиры лежали вместе с офирскими тонкими кольчугами и туранскими изогнутыми саблями. Украшения всех стран, от асирских гривен до вендийских уборов придворных танцовщиц, которые, как известно, должны быть брошены в украшениях в воду и запросить о помощи, не в силах выплыть сами, иначе наряд считается неполным; просто россыпи камней, некоторые величиной с человеческую голову; стигийские золотые скрижали с темными письменами — и монеты, монеты, монеты…
С головами богов и чудовищ, с профилями владык прошлого и настоящего, с надписями, лавровыми ветвями, лилиями или трилистниками — в зависимости от того, в какой стране и при каком властелине чеканили их неизвестные мастера… Все это было свалено без разбора и счета в гигантские кучи, на самую маленькую из которых можно было купить любое королевство или княжество Хайбории.
Но Раина так и не дождалась даже удивленного восклицания. Равнодушным, как ей показалось, взглядом синеглазый гигант обвел все эти несметные сокровища и обернулся к ней с вопросом, никак не относящимся к ее гордому и несколько преувеличенному заявлению, что все это — ее собственность.
— А где тут выход?
— Выход? — не поняла Раина. — Куда?
— Да куда угодно, лишь бы вон из этой вонючей дыры! К чему мне все эти побрякушки — я хочу есть! Или у тебя в этих грудах припрятан хороший кусок оленины? Если да, то давай его сюда, и поживее!
Раина мелодично рассмеялась и поставила перед ним корзину со снедью, принесенную драконом. Роясь в ней, он отдал новое распоряжение:
— Найди мне какую-нибудь тряпку и хороший ремень. Лучше два.
— Зачем, Конан? — спросила Раина, любуясь им. — Ты хочешь связать меня?
— Я хочу сотворить себе некоторое подобие одежды, — не без ехидства ответил киммериец с набитым ртом. — Что ты делаешь?
Раина подошла к нему, скользнула пальцами по плечам, прижалась к бронзовой спине.
— Тебе не нужна одежда, милый, — шепотом сказала она, — если тебе холодно, я согрею тебя.
— Женщина, дай мне спокойно поесть, — последовал на это единственный ответ. И сказано это было довольно-таки мрачным тоном.
Девушка обиделась и, надув губки, села в стороне. Но минуту спустя ей пришло в голову, что она, быть может, действительно не права — все мужчины устроены одинаково: сначала желудок, потом то, что ниже, и уж в последнюю очередь — голова. Глупо приставать к мужчине, если он голоден. Поэтому Раина утихомирилась, уперла локотки в колени, подбородок положила на руки и стала смотреть, как он ест. Пусть ест. Он никуда он нее не денется — ни сегодня, ни завтра, ни ближайшую тысячу лет.
Конан же, запивая холодную жареную утку и белый хлеб кисловатым домашним вином, какое делали повсюду на южных отрогах гор Жемчужных Отмелей, думал о том, что, кажется, попал в переплет. Груды золота и удивили, и обрадовали его — но лишь в первый миг. Девчонка же, назвавшаяся их хозяйкой, явно что-то недоговаривала. Быть может, тот демон в бирюзовой чешуе — ее слуга, и приволок его сюда по ее повелению? Но она совсем не была похожа на женщин, повелевающих демонами… И где же выход из этой утробы Нергала?
— Послушай, Раина, ты что, ведьма? — спросил он, чтобы узнать ответ хотя бы на один вопрос.
— Конечно же, нет! — ответила девушка. — Почему ты решил?
— Откуда же тогда взялся дракон?
Он уже покончил с птицей, хлебом и вином и, вытерев о волосы жирные пальцы, начал обходить сокровищницу, подыскивая себе одежду. Наконец он нашел туранскую шаль Раины и два пояса. Не успела девушка и глазом моргнуть, как шаль была порвана на два неравных куска. Из одного, поуже, Конан сделал себе нечто вроде набедренной повязки, затянув на талии кожаный ремень и продернув под него концы лоскута, а другим обернул бедра, закрепив вторым ремнем — из наборных золотых пластин с яшмовыми и нефритовыми вставками. Все вместе это походило на облачение какого-нибудь вендийского князя, и киммериец проворчал, оглядывая себя: «Павлиний наряд! И ни одной пары сапог!»
— Так откуда же взялся дракон? — повторил он, закончив облачение. — Если ты не ведьма, то кто его вызвал?
— Н-ну, — замялась Раина, — он, видишь ли…
— Тоже здесь живет, — закончил за нее голос из глубины пещеры, и на свет выполз дракон —
