конопли, и с медным толстым кольцом величиной с ладонь.
— Это подойдет?
— Пожалуй, — пробормотал Конан, пробуя веревку на разрыв. Под его могучими пальцами она поддалась немного, но выдержала. — Подойдет! — подтвердил он, обмотал веревку вокруг пояса и привязал кольцо к одному из ее концов.
— Ну, да пошлет тебе Бел второго поросенка, шелудивый заморыш, — попрощался он с Ши Шеламом и, склонив голову в дверном проеме, исчез в чернильной тьме. По ночам Пустынька, само собой, освещена не была: откуда взяться здесь многочисленным слугам, что приставлены следить за светильниками и факелами в богатых кварталах? Да и вряд ли обитателей Пустыньки осчастливило бы изобилие света по ночам.
Конан осторожно продвигался по темным улочкам и, заслышав шаги навстречу, тотчас же либо прятался за стволом тополя или смоковницы, либо приникал к заборам и сливался с густой темнотой от лишних свидетелей, знавших о том, что он направляется к восточным Вратам, которых киммерийцу плодить не хотелось. Обычно попадавшиеся навстречу скользили молча, если это не был кто-то из подвыпивших весельчаков, напевавших свои пьяные песни, но вдруг впереди Конан расслышал чужую речь. Не совсем, однако, чужую он ведь понимал немного по-бритунски, как, впрочем, и на других языках. Несмотря на свою молодость, он уже довольно поскитался по свету, да и народ успел повидать всякий.
Мягкими шагами, как огромная кошка, варвар метнулся к глинобитному забору и, подтянувшись на руках, бесшумно перебросил тело через край. Двое гигантов с короткими зингарскими мечами прошли под ним, почти коснувшись ног перьями, украшавших их немедийские шлемы. Он не разобрал все, о чем шел разговор, но понял, что они торопятся к Ловкачу и что им дали приказ вытряхнуть из Ши Шелама душу, но дознаться, где найти его, Конана.
— Ну держись, бритунская падаль! — прошипел варвар, приподнявшись на одно колено. Раскрученная мощной рукой веревка взвилась, тяжелое кольцо описало заблестевший в лучах восходящей луны полукруг; с легким свистом шнур охватил шею правого бритунца и натянулся. Конан резко дернул, раздался хрип, и еще одна душа опустилась в объятия Нергала. Второй гигант даже и не сообразил, что произошло, а времени на размышления ему не осталось: клинок Конана нашел щель в пластинах его лат, и бритунец присоединился к своему товарищу. Конан осмотрел их мечи, выбрал тот, который показался ему лучшим, а трупы оттащил в сторону и, сорвав пару веток с ближайшего тополя, прикрыл их так, чтобы блеск лат в лунном свете не сразу привлек внимание посторонних глаз.
Луна вообще была некстати в эту ночь, но летом почти всегда ночи в Шадизаре ясные, и с этим пришлось смириться. Конан продолжал свой путь в лунном свете, по-прежнему вслушиваясь в шаги прохожих и стараясь никому не попадаться на глаза. Вообще-то большинство обитателей Пустыньки либо отправились уже на свою работу в базарные лавки, либо выжидали подходящую добычу где-нибудь вдали от города, а те, что сидели по своим дворам да лачугам, опасности не представляли.
Еще пара-другая кривых и пыльных улочек, и Конан вышел к Большому Каналу. Дальше надо было двигаться еще осторожней, и Конан пожалел, что не взял доспехи одного из бритунских наемников — в них он мог свободно пройти по улицам у Восточных Врат, не вызывая особых подозрений. Но что сделано, то сделано! Он не собирался переходить Канал по мосту, а, отойдя подальше, перебрался в мелком месте вброд и пошел вдоль забора, направляясь к дому Кривого Хиджа. Ему приходилось, хоть и не часто, бывать здесь, он знал, где собиралась стража и примерно помнил, когда воины обходили улицы, да и звон доспехов мог предупредить об их приближении. С этой стороны опасность ему не грозила, но она могла прийти с каждого двора. Каждый из местных богатеев держал свою охрану, и хотя люди эти не представляли опасности сами по себе, так как Конан легко мог отправить на тот свет трех-четырех сразу, но шум схватки поднял бы остальных. Это вряд ли могло поспособствовать успеху задуманного им дела.
Поэтому Конан старался идти как можно бесшумнее, и, если позволял путь, шагал то маленькими улочками, то между дворов, а иногда и через дворы особо беспечных хозяев. Бывало, охрана так увлекалась игрой в кости либо выпивкой, что целая ватага таких молодцов, как он, могла пройти у них за спиной незамеченными. Еще не все спали, и у многих шадизарских богатеев во внутренних двориках, при свете факелов или медных светильников, под звуки свирелей и мерный удары барабанов нагие смуглые танцовщицы услаждали взор хозяев и гостей. Жирные, украшенные кольцами руки лениво тянулись к подносам со сластями и фруктами, а сальные взгляды с вожделением скользили по молодым гибким телам, в сладкой истоме извивавшимся под заунывные звуки флейты. Конан против воли задерживался у таких мест, но, стряхивая наваждение, заставлял себя вновь бесшумно скользить вдоль глинобитных или каменных изгородей, скрываясь в тени больших деревьев и обходя подальше улочки, где ему слышались мерные шаги стражников и звон их доспехов.
Вот показался храм с колоннами из белого камня; Конан знал, что дом Кривого Хиджа находится в двух шагах отсюда, на улице, вдоль которой росли огромные старые смоковницы с ветвями толщиной в три его руки. 'Густая листва этих деревьев послужит хорошим прикрытием', — мелькнуло у него в голове. В том и состоял его план! Кривой Хидж ждет, что он заявится к нему в ворота, а он прилетит по воздуху! А там… Там один Бел, покровитель воров, ведает, что будет дальше!
Каждым мускулом, каждой частицей кожи киммериец ощущал малейшее движение ночного воздуха. Знакомое возбуждение, предчувствие боя овладело им; как зверь, собранный и упругий, он плавной поступью ног, обутых в кожаные сандалии, не перешел, а как бы переплыл площадь перед храмом и, обогнув угол здания, приготовился к прыжку. Ряд могучих деревьев своими кронами накрывал половину ближних дворов и как бы широкой стенок продолжался до самого конца улицы. Дом Хиджа был третьим от храма, и варвар видел отражавшиеся в густой листве отблески огня. Судя по всему, охранники уже запалили факелы.
Киммериец плавно раскрутил веревку с кольцом, которая уже сослужила ему хорошую службу, и забросил ее на ближайшую древесную ветвь. Проверив прочность цепки, он подтянулся и двумя мощными движениями взлетел под защиту пышной и ветвистой кроны старого дерева. Вполне вовремя, потому что через несколько мгновений на улицу с ближайшего двора вышла группа вооруженных людей и, мрачно о чем-то переругиваясь, бренча оружием, прошла через площадь. Воины скрылись за тем поворотом, откуда недавно появился Конан.
Варвар подождал несколько мгновений, затем поднялся на пару веток повыше и постарался с этой высоты определить, что происходит в первом из дворов Кривого Хиджа. Хотя листва и мешала подробно рассмотреть все, своим зорким взглядом Конан разглядел, что в освещенном факелами круге сидят четыре человека. Больше никакого движения там не было. Стараясь не производить ни малейшего шума, киммериец медленно перебирался с дерева на дерево, приближаясь все ближе и ближе к тому месту, где четверо охранников одноглазого резались в кости. Они, видать, были опытными людьми: играли тихо, без воплей, какие обычно сопутствуют такой игре. Даже переругивались они шепотом, а если кто забывался и чуть повышал голос, то старший молчал поднимал руку, и увесистый тумак напоминал стражу о необходимости сидеть тихо. Все это очень походило на засаду, однако азарт игры все же притупил бдительность воинов; они не замечали киммерийца, который находился теперь чуть ли не над их головами.
Конан осторожно открутил висевший прямо перед ним еще не созревший зеленовато-фиолетовый плод смоквы и, резко размахнувшись, бросил его в дальний угол дворика. От неожиданности охранники подскочили, и старший скрипучим голосом приказал:
— Махад! Ну-ка проверь, в чем там дело?
Тот, кого назвали Махадом, нехотя поднялся и шагнул из светлого круга, который отбрасывали языки пламени. Конан взял в правую руку кольцо, и как только различил чуть освещенную луной голову наемника на фоне стены, резко бросил тяжелое медное кольцо. И глаз, и рука его не подвели: раздался глухой стук, и Махад, как подрубленный, рухнул на землю.
— Что ты там возишься, сын крысы? — заорал старший, но тут же, вспомнив, что надо говорить тихо, зашипел на ближайшего к нему низкорослого и кривоногого наемника с большим, не по росту, мечом: — Чего сидишь, шакал? Иди посмотри, что там!
Кривоногий, повинуясь приказу, проворно встал и двинулся в темный угол, где исчез Махад. Конан тихо, как летучая мышь, спрыгнул с дерева и очутился лицом к лицу с оцепеневшими от неожиданности
