Кордавы… Где по милости светлых богов прогуливался длинноволосый Мейч, беспечный помощник капитана быстроходного, как туземная пирога, и капризного, как зингарская барышня, парусника «Адуляр»…
Разговоры и воспоминания утихли лишь к утру. Волчок давно уже заснул, прикорнув на плече у капитана, и тот бережно отнес его в постель. Рыжик также послушно скользнула на отведенное ей ложе, но она не спала, напротив, изо всех сил боролась с дремотой. На кусочке коры, благоразумно припасенном заранее, она нацарапала рисунок-послание для Конана и теперь с нетерпением ожидала, когда же взрослые, наконец, угомонятся, лягут спать и она сможет, незаметно ускользнув из дома, пробраться в тюрьму, на свою еженощную добровольную вахту.
Наконец стало тихо. Илоис заглянула к детям. Убедившись, что они спокойно лежат там, где их положили, прикрыла дверь и, пошатываясь от усталости и избытка счастья, отправилась в отведенную ей и Шумри комнату…
Спустя короткое время из ворот капитанского дома, низко прижимаясь к земле и оглядываясь, выскользнула рыжая кошка и бросилась стремглав по сумеречным, предрассветным улицам по направлению к тюремной площади. В зубах она сжимала что-то, что редкий прохожий, запоздалый гуляка, встретившийся ей на пути, мог бы принять за мышиное или птичье тельце.
Конан спал, но от толчка в грудь мягкими лапами мгновенно проснулся.
— Это ты, Рыжик! — радостно прошептал он. — А я уже думал, тебя сегодня не будет. Никогда прежде не прибегала ты так поздно. Вернее, рано, — поправился он, взглянув на первые полосы утреннего света, пробивавшиеся сквозь верхнее окошко.
Кошка разжала зубы, и на грудь ему упало легкое послание. Еще больше оживившись, киммериец развернул его и поднес к свету. Там был нацарапан человечек в широкополой шляпе и с дудочкой в руке (Шумри!), протягивающий руки к другому человечку, в высоких сапогах, за спиной которого маячило что-то очень большое и бесформенное. Вглядевшись пристальней, Конан сообразил, что так детская рука изобразила корабль с парусами. Неужели Шумри встретился со своим капитаном? От корабля тянулась стрелочка к трем мешкам, каждый из которых был набит маленькими кружочками. Кром! Неужели Шумри продал свой парусник?!..
— Шумри встретил капитана Горги? — тихо спросил Конан у рыжей вестницы, чтобы убедиться в своей догадке. — Они продали парусник?..
Кошка радостно закивала головой. Зеленые глаза ее искрились от ликования, лапы нетерпеливо когтили рукав киммерийца, порой процарапывая и кожу.
— Тише, тише, огненный зверь! Иначе ты разорвешь последнюю мою одежонку, и мне не в чем будет выйти на люди, когда придет время казни! — усмехнулся он. Затем лицо его стало серьезным. — Послушай меня, девочка. Но только будь очень внимательна и запомни все, что я тебе скажу. Запомни и постарайся найти способ передать это как-нибудь своим родителям. Ты сделаешь это?
Кошка, замерев и насторожившись, кивнула.
— Раз Шумри продал корабль, он, наверное, попытается подкупить моих тюремщиков. А может быть, и уже пытается. Передай ему как-нибудь, не знаю как, что делать этого ни в коем случае нельзя. Все охранники здесь запуганы до беспамятства, так как в случае моего побега и даже одной попытки побега им грозит немедленная смертная казнь. Сегодня днем какой-то тип наводил справки на тюремном дворе, намекал о немеренных грудах золота за готовность совершить кое-какие услуги. Солдат, с которым он разговаривал, тут же донес обо всем начальнику тюрьмы. Этого типа сразу бросились ловить, но, к счастью, он успел скрыться. Так что пусть Шумри найдет своему золоту иное применение, если он не хочет отправиться в мир Серых Равнин на пару со мной. Конечно, мне было бы там веселее с ним, но… пусть он все-таки не торопится! Если ему обязательно надо подкупить кого-нибудь, пусть подкупит палача — чтобы выполнил свою работу быстро, искусно и весело! Или же — пусть подкупит пресветлого Митру. — Конан указал подбородком наверх. — Пусть в этот день будет хорошая погода и…
Но договорить Конану не дал громкий и разъяренный окрик, резко разнесшийся по сонному тюремному коридору.
— А, ты спишь на своем посту, выкормыш Нергала!!!
Начальник тюрьмы на этот раз решил совершить свою обычную проверку в предутренний час, когда, как правило, охранникам труднее всего бороться с наваливающейся на веки липкой дремотой.
— Я и не думал спать! Клянусь Митрой!.. — Испуганный солдат, вскочивший со своей лавочки, изо всех сил таращил глаза, показывая, что сна нет ни в одном из них. — Я просто задумался и не расслышал ваши шаги! Они такие тихие!..
— Ты здесь не для того, чтобы думать! Ты должен не спускать глаз с опасного преступника, ни на миг не отворачиваясь и даже не моргая! А эт-то что такое?!.. — Указательный перст разгневанного начальника тыкал куда-то сквозь решетку клетки киммерийца.
На глаза ему попалась кошка, яркой шерстью своей хорошо выделявшаяся на фоне тюремной серости. Если б Рыжик, лишь только заслышав звуки грозного голоса, сообразила шмыгнуть за спину Конана, зарыться в сенную подстилку, — никто бы ее не заметил. Но она заколебалась, промедлила — очевидно, бессонная ночь и усталость давали о себе знать, — и промедление это оказалось для нее роковым. Увидев, что ее обнаружили, она шмыгнула сквозь решетку, надеясь на быстроту своих лап, но не рассчитала. Начальник тюрьмы, окрыленный служебным рвением, молниеносно нагнулся и схватил готовящееся улизнуть животное за шкирку.
— Это?.. Это?.. — лепетал потный от страха охранник. — Это Ушлая, наша кошка… Она давно здесь живет…
— Кошка?! Живет кошка?.. И не где-нибудь, а в камере опаснейшего чернокнижника?!..
— Нет-нет! Она бывает во всех камерах… Она ловит здесь мышей… О, господин начальник, если б вы видели, как она выкладывает тушки мышей вдоль стен — то волнистой линией, то в кружочек!..
Кошка, зажмурив от ужаса глаза, повисла в руке начальника и даже не пыталась вырваться. Конан вспомнил, как девочка рассказывала, что от страха сама собой возвращается в человеческое состояние, и ему захотелось помолиться кому-нибудь из светлых богов, хотя прежде он никогда не имел подобной привычки.
Неуклюжие попытки солдата растрогать начальника описанием поразительных кошачьих достоинств достигли противоположного результата. Тот уже не кричал, но шипел, выкатив — глаза на лоб и покраснев так сильно, что казалось, вот-вот грохнется на каменный пол и забьется в припадке:
— Ты что?! Ты только вчера родился, безмозглый щенок?.. Ты разве не знаешь, что кошки — лучшие помощники колдунов?! Ты видел когда-нибудь колдуна или ведьму, у которой не сидела бы на плече черная кошка?.. О, идиот! Она выкладывает мышей в кружочек!.. А что еще она делает? Где эти мыши? Вы сожгли их?!..
— Но она же не черная… — продолжал оправдываться охранник, но совсем тихим, осевшим от ужаса голосом. — Она ничего не делает больше…
— Я вижу, она уже всех вас тут охмурила! Вовремя же я появился с проверкой! — Начальник протянул руку с обмершей кошкой по направлению к одному из сопровождавших его воинов, с тупым изумлением наблюдавшему всю эту сцену. — Возьми ее и тотчас же сожги на тюремном дворе! И не вздумай отпустить, слышишь? Это не простая кошка! Ее можно уничтожить только сожжением заживо, как и ее хозяина! Впрочем, нет, — передумал он, — ты, конечно же, ее упустишь. Она ведь может обратиться в твоей руке в змею, и ты завопишь от страха! Придется мне самому это сделать.
С торжествующей ухмылкой взглянув на узника, начальник сделал шаг по направлению к выходу. Медлить больше было нельзя. Конан напряг мускулы рук, собрав воедино все силы своего могучего и не слишком ослабленного долгим пребыванием в тюрьме тела. То звено в цепи на запястьях, которое некогда всю ночь пытались перепилить дети, он подолгу перетирал о каменный выступ стены за своей спиной. Он делал это потихоньку, очень осторожно, чтобы не заметил охранник, но зато каждый день. Теперь звено это лопнуло, и цепь распалась!
В уме киммерийца мелькнуло сожаление. Оно было мимолетным, но все-таки было: ведь он готовился разорвать свои цепи на площади, перед тем как его привяжут к столбу на эшафоте. Вот тогда ему, быть
