Роальд обернулся.
— Эльбет!
Она стояла, прислонившись спиной к дереву, смеющаяся, сияющая, в белом платье и белом лунном луче.
— Как ты догадался, что это окно мое?
— О Эльбет! — Роальд прижимал ее к себе так крепко и так нежно, как только мог.
— Он не сторожит тебя — этот безмозглый выродок, упырь, летучая мышь! Какое счастье!.. Бежим! — Он увлекал ее прочь от угрюмой громады замка.
— Постой! Это бесполезно! — Эльбет пыталась остановить его, но не могла — и бежала, подхваченная его порывом.
Они достигли стены.
— Лезь! Я подсажу тебя!
Переводя дыхание, она опустилась прямо на влажную ночную траву.
— Прошу тебя, выслушай!
Он протянул к ней руки, чтобы поднять с травы. Эльбет покачала головой.
— Не надо! Мне не сбежать от него, нет, Я пробовала много раз. Дальше этой стены он меня не выпускает. У него нечеловеческая воля. Как бы я ни боролась, он может вернуть меня обратно, даже не шевельнув пальцем.
— Ну, это мы еще посмотрим! — рассмеялся Роальд. — Полезли скорей! Мне не терпится увидеть, как чья-то воля будет пытаться отнять тебя у меня!
— Нет! — по лицу ее пробежала короткая судорога, — Нет. Я не могу, чтобы ты видел, как это будет.
Эльбет оглянулась и поглядела вверх, на одно из узких оконцев под самой крышей замка.
— Какими забавными, беспомощными фигурками видимся мы ему оттуда…
— Ты забыла про мой меч! — вскричал Роальд. — Я просто убью эту тварь»
Она грустно улыбнулась.
— Он бессмертен. Я убеждалась в этом множество раз.
Они замерли в долгом горьком молчании.
Эльбет нежно и тихо перебирала нечесаные, спутанные на затылке волосы рыцаря. — Что же нам делать? — спросил он.
— Я смогу уйти, только если он отпустит меня добровольно. Он скажет, что отпустит меня, если ты выполнишь его условие.
Роальд вскочил:
— Так за чем дело стало? Сейчас же иду к нему!
Эльбет смотрела на него с невыразимой печалью.
— А условие он придумает такое, что оно разорвет нам сердце. Самое лучшее — тебе сейчас уйти и никогда не, возвращаться.
— Ты же знаешь, что я не уйду, — сказал Роальд. — Я знаю, что ты не уйдешь, — ответила Эльбет, — А условие он придумает такое, что оно разорвет нам сердце…
Конан слушал немедийскую балладу, прикрыв глаза и не выпуская из лежащей на груди ладони рукояти клинка. Казалось, что он дремлет. Но он не был убаюкан тихим перебором цитры и голосом Шумри. Под его закрытыми веками проплывали, словно дивные рыбы из глубин сознания, лица всех женщин, к кому он когда-либо в своей жизни загорался хоть мимолетной страстью. Нежные и грубоватые, кроткие и властные, пленительные и надменные, светящиеся неподдельной преданностью и обдающие высокогорным холодом… Любил ли он когда-нибудь так, как рыцарь Роальд? Пожалуй что нет. Правда, после нелепой гибели Белит, великолепной, нежной, яростной и бесстрашной королевы морских разбойников, долго болела и ныла душа, и рана казалась незаживающей. Но вот — зажила же. И после Белит были другие… За многих из своих женщин киммериец не раз рисковал головой, вступал в битвы с могучими вождями, чародеями, демонами… но что из того? Точно так же он с упоением дразнил смерть и бросался в неравный бой и без всяких женщин… Конан испытывал странное чувство, никогда не знакомое ему прежде: он завидовал рыцарю Роальду. Завидовал выдуманному герою, который и героем-то не был — так, слабак, только и умеющий, что взмахивать мечом да держать в седле горделивую осанку. Завидовал… но отчего? Какая бы ни была эта его Эльбет, вряд ли она могла потягаться красотой, умом и характером с той же Белит… с зеленоглазой Карелой… с раджессой из далекой Вендии… с принцессой Синэллой… с…
Шумри между тем продолжал:
«…Наутро после встречи в саду Роальд получил аудиенцию у хозяина замка. Тот ожидал его в одном из просторных залов со стрельчатыми высокими окнами и звонкими пентаграммами пола. Полудемон владел искусством изменять внешность, применяясь к обстоятельствам. На этот раз он предстал в блике кротком и безобидном — высокий юноша с серыми глазами, часто помаргивающими, словно от нервного тика. Ничего зловещего. Только в полуобороте головы, в изгибе губ проскальзывало порой что-то холодное и неприятное. Чисто выбритый подбородок утопал в длинном, мягком шарфе, охватывающем шею.
— Весьма рад нашей встрече, — сказал Харрок. Роальд слегка наклонил голову.
— К сожалению, не могу ответить любезностью на любезность.
Полудемон понимающие покивал головой.
— Вы хотите забрать Эльбет, и это ваше желание вполне понятно. Я, в свою очередь, хочу — и не менее сильно, — чтобы Эльбет оставалась со мной.
— Зачем она тебе? — спросил рыцарь.
Харрок коснулся тонкими чуткими вальцами мягкой шерсти шарфа.
— Я одинок, — сказал он. — Одиночество заполняет меня изнутри. Пропитывает все поры. Столетия и тысячелетия одиночества почти совсем подточили меня. Она не дает мне рассыпаться в серую пыль. Она — последнее мое прибежище.
„Прибежище“, — Харрок прошептал, прикрыв глаза тяжелыми веками и откинув назад голову, обнажив беззащитную худую шею.
— Не пытайся меня разжалобить! — воскликнул Роальд.
— Я не пытаюсь вас разжалобить, — сказал полудемон. — У меня очень сильная воля. Вот, смотрите, — он вытянул ладони, повернув их в сторону рыцаря. — Сейчас вы будете качаться вслед за моими руками, хотя я не прикоснусь к вам.
Харрок начал поводить руками из стороны в сторону. Роальд стоял неподвижно, с презрительной усмешкой на лице.
— У вас тоже не слабая воля, — заметил Харрок, — Я мог бы вас кое-чему научить, если бы вы захотели пойти ко мне в ученики. А чтобы не быть голословным, — он подошел к одному из окон и поманил к себе рыцаря: — Взгляните.
Внизу в саду разгуливали птицы — напыщенные павлины и фазаны с яркоцветными, волочащимися по траве хвостами.
Харрок поднял ладонь.
Одна из птиц оторвалась от земли и, наращивая скорость, понеслась в их сторону. С шумом ударилась о стекло — и словно приклеилась к нему.
— Смотрите, — продолжал Харрок.
Будто порывом ветра с птицы сдуло все ее оперение, и она кричала, стуча клювом в стекло — голая, когтистая, жалкая…
Роальд вспомнил, как не хотела Эльбет перелезать вместе с ним через ограду, вспомнил судорогу ужаса на лице…
— Хочу предупредить вас сразу, — сказал Харрок, отходя от окна. — Мое условие окажется невыполнимым вас. Я не хочу отдавать Эльбет. Поэтому не обессудьте предлагаю вам выйти из игры, не вступая в нее.
— Не трать на меня подобные слова, — попросил рыцарь.
— Хорошо, — Харрок улыбнулся, мягко и пленительно. — Мой стойкий, мой отважный юноша! Отчего бы нам и не поиграть?..»
Как ни был захвачен Конан балладой, но он при этом отлично слышал все происходящее за стенами
