Она назвала его так, как называла всегда Алмена — «доблестный киммериец», и от этого Конан почувствовал теплый толчок в сердце.
— Но я убил его самого, убил?.. — настойчиво переспросил он.
— Он покинул наш мир. Убрался прочь, как крыса, в которую швырнули ботинком. Теперь он очень долго будет восстанавливать себя, зализывать раны.
— Проклятье! Эта тварь осталась жива! Все было напрасно!!!
— Все было не напрасно. Я же сказала: он убрался от нас прочь. Все проглоченные им исчадья теперь снова люди. Жалко, что ты не мог этого видеть! — Она обернулась к нему, и желтые смешливые искры как прежде запрыгали в ее глазах. — Представляешь, бабушки, прабабушки и прапрабабушки кидались в объятия внучкам, которые были старше их!.. Подолгу расспрашивали, выясняли, кто есть кто. Танцевали, с ума сходили!..
— А этот выродок остался жив, — упрямо и зло повторил Конан. — Ты думаешь, меня утешает то, что теперь он будет губить кого-то очень далеко отсюда?
— Будет губить… — задумчиво согласилась девочка. — Но ведь ты еще сразишься с ним, если захочешь! Может быть, через тысячу лет доблестный киммериец Конан, варвар с Севера, встретится и сразится с ним. И победит! Ведь к тому времени ты вырастешь и станешь еще сильнее!
Конан не очень понял, что она имеет в виду, но мысль о том, что он еще встретится с Черным Слепцом и окажется более удачливым, показалась ему забавной. Он усмехнулся.
Короткое оживление сбежало с лица девочки. Снова оно погрузилось в тень. Конан вспомнил о волке, навсегда оставшемся в жарком давящем чреве. Вот отчего такая тоска и боль в детских глазах!
— Спасибо тебе, — тихо проговорил он. — Спасибо за Бонго. Он оказался верным и отважным другом. Он не зверь — он человек в звериной шкуре. Если бы не он, ничего бы у меня не вышло.
— Да, я знаю! — кивнула девочка. — Бонго умный и храбрый. Мне было хорошо с ним играть. А сейчас он играет с Алменой! Они бегают, догоняют друг друга, смеются…
— С Алменой? — непонимающе переспросил киммериец.
— Да-да! Им очень весело. Они там веселятся, резвятся, а я… я здесь одна, — голос ее задрожал от обиды и ревности.
— Ты хочешь сказать, что… Алмена умерла?
— Я хочу сказать, что она и Бонго теперь вместе, вот и все!
У Конана потемнело перед глазами. Зеленая полоса воды стала вдруг мутно-бурой. Небо придавило затылок, словно чугунная крышка гигантского котла.
Он уткнулся лицом в песок и стиснул зубы. Когда спазм мучительной тоски чуть ослабил хватку на его горле, он тихо попросил:
— Расскажи мне, как это случилось. Девочка долго молчала.
— Мы с Алменой следили за всем, что происходит с тобой, — неохотно начала она. — Вернее, я просто следила, помогала ей увидеть то, что без меня она бы не сумела увидеть, а Алмена… Алмена почти полностью соединила свою душу с твоей душой. Я не могу объяснить, как именно это бывает. Мало кто умеет это делать, но она могла… Я очень испугалась за нее и много ругалась с ней. Называла безумной и другими обидными словами, но она не слушала… Ты умирал. Черный Слепец убивал тебя. Но Алмена не захотела отдавать тебя смерти.
— Но почему же она сама, сама!.. — в отчаянии крикнул киммериец.
— Очень трудно было вырвать тебя из его лап. Черный Слепец очень большой. От боли он стал совсем неистовым. Нужно было много сил. Она отдала все, что у нее были, и на себя сил у нее не осталось.
Девочка замолчала.
Конан тоже молчал. Больше всего на свете ему хотелось не подниматься никогда больше. Все время лежать так, уткнувшись лицом в песок, зажмурив глаза, не вспоминая, не думая…
Конан не знал, сколько он пролежал так. Время остановилось.
Он очнулся оттого, что маленькая детская рука теребила его за плечо.
— Что тебе? — спросил он, поворачивая голову и открывая глаза.
Девочка что-то протягивала ему в ладошке. Присмотревшись, Конан увидел, что это был округлый золотистый кусок янтаря. Маленький жук с зеленым отливом надкрылий навечно застрял в нем.
— Ну и что же?.. — спросил киммериец.
Девочка сжала пальцы. Какое-то время она держала янтарь в кулаке, затем снова раскрыла ладонь. Янтарь расплавился, растекся у нее по коже. Жук зашевелил лапками. Взяв тоненький стебелек, девочка принялась осторожно помогать жуку выбираться из липкой прозрачной массы.
Конан смотрел, как оживший жук медленно пополз по ее ладони, затем по запястью, по загорелому худенькому предплечью…
— Куда же ты теперь собираешься отправиться? — спросила девочка, посадив жука на бледно- лиловое соцветие вереска.
Киммериец неопределенно пожал плечами.
— Кажется, ты хотел помочь своему приятелю, — напомнила она.
— Да, Шумри… — кивнул Конан. — Он влип в какую-то переделку и вряд ли выпутается без меня.
— Он выпутался, — сказала девочка. — Когда этот смешной чудак обиделся на меня из-за моей шутки, я решила, что он совсем скучный, совсем непутевый. Оказалось, это не так. Сейчас у него все хорошо.
Конан почувствовал растерянность и никому на свете ненужность. Куда же ему теперь, раз у Шумри все прекрасно? В Кеми, разрабатывать план ограбления пирамид? Возможно, когда-нибудь это занятие вновь покажется ему захватывающим и интересным, но только не сейчас.
Взглянув на его обескураженный вид, девочка тихонько рассмеялась.
— А разве нельзя навестить его просто так? Просто, чтобы взглянуть на счастливого человека?..
— Неплохая мысль, — согласился Конан, подумав. — Счастливый человек — довольно редкое зрелище.
Девочка неодобрительно нахмурилась, имея на этот счет свое мнение, но спорить не стала. Встряхнув спутанными волосами, она поднялась с песка.
— Надеюсь, у меня получится с первого раза, — сказала она с сомнением в голосе. — Тебе не придется скакать взад-вперед, как бедному твоему Шумри.
— Счастливому Шумри, — бездумно поправил Конан, подымаясь за ней следом.
