очень многое. Она может пройти сквозь синий небесный свод и унести выше, в иные и более светлые, чем наш, миры. Мужчина и женщина необходимы друг другу, как вода и ветер — чтобы плыть по морю под парусом, как дерево и воздух — чтобы поддержать огонь. Но если человек и без того живет по спирали, ему не нужно уже ни с кем соединяться. Ты понял меня?
— Я понял тебя, — сказал Конан.
Он не стремился вникнуть в ее туманные объяснения с прямыми и кривыми линиями, но он понял главное: Алмена отказала ему. Окончательно. Глухая тоска и столь же глухой звериный гнев теснились в его грудной клетке. Чтобы не сделать что-нибудь ужасное, не начать крушить все вокруг, он быстро встал и, не прощаясь, зашагал в глубину леса.
Село солнце, спустились серо-голубые сумерки, перешедшие в фиолетовую ночь, Конан все лежал ничком там, Где он узнал, споткнувшись о корягу, подбородком в мох, ладонями во влажный песок вдоль русла крохотного ручья.
Второй раз в жизни захотелось ему взмолиться о смерти. Совсем недавно, меньше луны назад, он лежал в туземной хижине, душной от запаха сушеных трав и мазей, и умолял сурового Крома забрать его в страну мертвых. Но тогда он был недвижен, как подбитая на охоте туша буйвола. Он имел право на мечты о смерти. А сейчас? Сейчас он здоров и силен. Женщина — подумать только, женщина! — сбила его с ног, сломала позвоночник — не тот, что из кости и нервов, но другой, невидимый… Конан заскрипел зубами, Нет, этому не бывать! Нужно немедленно уходить отсюда, из этого расчудесного леса, который оказался ловушкой для его сердца. Такой же паутиной, что плетут пауки туземцев для ловли неосторожных путников. Нужно вернуть свой меч и лук и немедленно уходить.
Мягкие, еле слышные шаги заставили его приподняться и настороженно повернуть голову. Чья-то невысокая фигура вынырнула из-за темных ночных деревьев, приблизилась к нему, и он узнал Шумри. У Конана не было никакого желания разговаривать с немедийцем, он ждал, пока тот заговорит первым, чтобы грубо отослать его назад. Но Шумри молчал. Он присел на землю шагах в пяти от киммерийца и коснулся своей драгоценной цитры. Алмена помогла ему заменить струны: теперь они были не из жил антилопы, а из каких-то неведомых ему, очень тонких и прочных водорослей. Сразу изменился звук — он больше не был скулящим и плачущим, но походил то на игру лунного луча в черном полуночном зеркале озера, то на пляску солнечных пятен в листве.
Вечер смежил веки, Ветер гладит волны, Ветер гладит волны, Смиряя Их бег неукротимый. Сердце утихло, После бури Ночь наступает, Ночь наступает.
Утром будет солнце, Ясное, как взоры, Ясное, как взоры Богини, Радостной и юной. Утром мы станем Ближе к небу. Станем мудрее, Станем мудрее.
Звезды или птицы, Моря тихий лепет, Моря тихий лепет Омоет Раны все дневные. Страхи и боли, Темные крики Музыкой станут, Музыкой станут…
Глава 6. Синие камни
Когда Конан проснулся — на том же самом месте, где провалился вчера в сон, убаюканный напевом цитры, — солнце было уже довольно высоко. Шумри, свернувшись калачиком, подтянув колени к груди, спал неподалеку. Впрочем, он тут же проснулся, словно сквозь сон наблюдал за каждым движением киммерийца. В его глазах были тревога и сочувствие, как будто он смотрел на больного, и взгляд этот разозлил Конана.
— Интересно, как ты нашел меня вчера в темноте? — спросил он. — По запаху, по звуку, по тому, что гремело у меня в голове?.. Сдается мне, скоро ты обучишься здесь всем колдовским приемчикам и станешь настоящим магом. Не хуже стигийских жрецов!
— Магом я не стану, — возразил Шумри. — А как я тебя нашел — вряд ли сумею объяснить… Мне показалось, что на душе у тебя тяжело, да и Алмена после беседы с тобой выглядела расстроенной. Я думал о тебе. Брел, куда глаза глядят, и думал — и сам собой очутился возле…
— Алмена была расстроенной, ишь ты! — Киммериец скептически усмехнулся. — Ну ничего, она быстро утешится, когда я перестану маячить у нее перед глазами!
— Ты хочешь уйти? — удивился Шумри.
— В жизни своей ничего не хотел больше! И прямо сейчас.
— Ты даже не хочешь попрощаться с Алменой?!
— Мы хорошо попрощались с ней вчера. Правда, я забыл попросить назад свое оружие. Если бы ты сбегал за ним, я был бы очень тебе благодарен.
— Конечно, — немедиец кивнул. — Я схожу за ним и тотчас вернусь. Но ты и в самом деле ничего не хочешь ей сказать напоследок?
— Я же сказал, что нет!!! — рявкнул выведенный из себя варвар. — Я хону только унести поскорее ноги из этих блаженных мест, и если ты будешь медлить, клянусь Кромом, я подожгу все вокруг!..
Шумри не стал больше спорить и благоразумно исчез за деревьями. Вернулся он скоро, как и обещал. В руках он держал меч, лук и стрелы, а также плотно набитый чем-то мешок, сплетенный из травы, и несколько сухих палочек, перевязанных ниткой. Все это он протянул киммерийцу.
— Алмена сказала, что если ты будешь все время идти вдоль ручья, который берет начало из пруда с лотосами, то всего через полдня пути он приведет тебя к южной Границе плато. В этом мешке свежие и сушеные фрукты. Твое оружие теперь с тобой, но она просила, очень просила не обижать никого и не лишать жизни, пока ты не покинешь границ ее леса.
— Передай ей, что я потерплю, — сказал Конан.
— Она сказала, что южный спуск намного круче северного и преодолеть его обычным путем невозможно. Нужно поджечь эти сухие палочки, одну за другой, и тогда на запах их дыма прилетит кто-то или что-то, кто поможет тебе спуститься вниз, чтобы продолжать свой путь дальше.
— Вот как! — Конан усмехнулся, рассматривая палочки. От них исходил резкий, но приятный запах. — Передай же прекрасной Алмене мою благодарность за то, что она так беспокоится обо мне!
— И еще… — Шумри на мгновение заколебался. — Если тебе не опротивело окончательно мое общество, и ты смог бы подождать один день перед тем, как спускаться вниз, дальше мы могли бы пойти вместе
— Ты тоже собираешься уходить? — удивился Конан. — Но тебе-то зачем? Мне казалось, ты пребывал здесь все это время в полном блаженстве!
— Я узнал об одном обстоятельстве, из-за которого я должен попасть в Немедия как можно скорее. Так ты подождешь меня?
Конан пожал плечами. В душе он обрадовался, что продолжать путь они будут по-прежнему вместе, но не считал нужным открыто демонстрировать свои чувства.
— Почему бы и нет? К обществу твоему я кое-как притерпелся. Только одна просьба: все магические штучки, которым тебя обучили здесь, оставь при себе! У меня может сильно испортиться настроение, если ты будешь читать мои мысли, выращивать цветы из сухих прутиков или заниматься еще чем-либо подобным!
— Договорились, — покладисто кивнул Шумри. — К магии это никакого отношения не имеет, но переубеждать тебя я не буду. В таком случае, я не прощаюсь с тобой. Завтра около полудня увидимся!
Махнув рукой, он повернулся и пошел обратно, туда, где в одном из своих «дворцов» ждала его Алмена. Пусть всего лишь один день и один вечер, но он будет видеть ее, разговаривать с ней… ее легкая рука взъерошит ему на прощание волосы. Конан же никогда больше, ни когда Киммериец развернулся в противоположную сторону и зашагал быстро и решительно, продираясь сквозь кусты, как раненый и ослепший от боли буйвол, ломая ветви, поднимая фонтаны брызг, скачками преодолевая ручьи.
Шумри не обманул Конана: Алмена была грустна. Вчерашний разговор и сегодняшний поспешный уход киммерийца расстроили ее. Ей казалось, что она не так говорила с ним, можно было найти иные интонации и иные слова, не наносящие раны, от которой он убегал теперь, словно зверь с волочащимся в боку копьем.
Шумри, не привыкший видеть ее растерянной и печальной, старался не попадаться ей на глаза и не
