Даниэль Уолмер
Обида предков
Усталый конь то и дело спотыкался о корни деревьев и поваленные буреломом стволы. Рыжее солнце задевало своим животом за верхушки елей. Близились сумерки. Конан то и дело погонял своего скакуна в надежде до наступления темноты добраться до какого-нибудь селения. Прошлую и позапрошлую ночи провел он под открытым небом, утолив голод черствой лепешкой, размоченной в ручье, и закутавшись в шерстяной плащ, не спасавший от предрассветной сырости. Но нынче у него были все основания рассчитывать на более удобный ночлег: судя по всему, граница между Коринфией и Немедией, пролегавшая в мрачных еловых лесах, им уже пройдена, и должны начаться более обжитые места. Об этом же говорила и тропа, по которой он ехал, становившаяся все шире, явно протоптанная людьми, а не оленями или зубрами.
Киммериец держал путь на север, в Нумалию. У него не было нужды особенно торопиться, ни одно срочное дело не ждало его в этом немедийском городе, но все же он предпочел бы миновать дикие и неприветливые леса поскорее.
Намного лучше он чувствовал себя в степях или в горах, где глазам его открывался широкий простор, где кругозор его не был сжат высокими хвойными великанами. Да и конь его в степи или на луговине не спотыкался бы так часто.
Миновав пруд с черной водой, заросший осокой, ирисами и кувшинками, Конан с удовольствием отметил, что тропа стала еще шире, еще утоптанней, а по обеим сторонам стали попадаться свежие пни и ворохи обрубленных веток.
Еще через недолгое время до него донеслись типичные звуки, сопровождающие поселение землепашцев и пастухов: лай собак, крики домашней птицы, мычание коров, возвратившихся с пастбища…
Деревня, разом открывшаяся перед ним за поворотом тропы, лежащая в уютной, зеленой ложбине с высокой травой, была совсем маленькой. Домов двенадцать — пятнадцать, не больше. Дома из толстых бревен, приземистые и очень прочные на вид, как это свойственно всем немедийским поселениям, стояли россыпью. Извилистая и тонкая, золотящаяся в лучах закатного солнца речушка… Аккуратно ухоженные лоскуты огородов… Светлые камни погоста, издали похожие на рассыпавшиеся детские кубики…
Тонкие струйки дыма из нескольких труб…
По опыту киммериец знал, что в столь маленьких деревнях, как эта, не бывает ни постоялых дворов, ни трактиров.
Чтобы не тратить зря времени, он решил попроситься на ночлег в самую крайнюю, самую ближайшую к нему избу.
Привязав коня к перекладине изгороди, он открыл калитку, прошел сквозь небольшой дворик, чисто выметенный и ухоженный, и постучался в дверь.
На стук ему никто не ответил. Толкнув дверь и убедившись, что она не заперта, Конан вошел внутрь. В комнате, еще более аккуратной и чистой, чем дворик, никого не было.
— Эй, есть здесь кто-нибудь живой? — громко осведомился варвар, оглядываясь по сторонам.
Полная тишина была ответом. Казалось, хозяева просто вышли куда-то ненадолго, перед этим тщательно вымыв и убрав свой дом. Первой мыслью киммерийца было дождаться обитателей избы, которые, конечно же, как всякие простые люди, не откажут ему в ночлеге и в скромной трапезе перед сном. Он даже подошел к кухонному столу и осмотрел содержимое пары глиняных горшков, чтобы, не теряя времени, приступить к ужину прямо сейчас. Горшки были чисты и вымыты, как и все в доме, и абсолютно пусты.
Конан потянулся было к котлу, висевшему над очагом, но внезапно передумал. Пустая, тихая и излишне чистая изба отчего-то не понравилась ему. Привыкший быть настороженным и подозрительным в незнакомых местах, варвар решил не дожидаться неведомых хозяев, но обратиться с просьбой о ночлеге в другой дом. Отвязав коня и ведя его в поводу, Конан дошел до соседней избы. Но здесь его ждала абсолютно та же картина: незапертые двери, прибранное и пустое помещение, полная тишина… Прежде чем стучаться в третью избу, Конан огляделся вокруг и выбрал ту, над крышей которой вился дымок. Во время беглого своего осмотра он отметил, что, несмотря на ранний еще час (солнце только-только скатилось за лесистую линию горизонта), ни во дворах, ни в огородах, ни на песчаном берегу ручья не было видно ни одной человеческой фигуры. Лишь собаки, козы да куры оживляли вечерний деревенский пейзаж.
Третья изба была, несомненно, обитаема. Но массивные двери ее оказались плотно заперты изнутри. Как ни грохотал в нее Конан своими крепкими дублеными кулаками, как ни кричал, что он всего лишь странник, одинокий странник, идущий из Коринфии в Нумалию, усталый, голодный и безобидный,— никто не откликался ему. Больше того, при первом его стуке внутри наступила неестественная затаившаяся тишина. Он хотел было заглянуть в одно из окошек, но все они были задвинуты плотными ставнями.
Кром! Не лезть же ему в печную трубу, чтобы добраться до этих проклятых пугливых селян!..
Но что, интересно, стряслось в крохотной немедийской деревушке, затерянной в глухомани лесов?.. Набеги враждующих соседей? Но у Немедии с Коринфией давно уже прочный мир… Проказы шайки разбойников, наводящих ужас на всю округу? Но что можно взять разбойникам с полунищих огородников и пастухов, кроме козьих шкур да тощих куриц?..
Почти совсем уже потеряв надежду на горячий ужин и ночлег под крышей, Конан внезапно заметил во дворе дома наискосок мелькнувшую женскую фигуру. Он поспешно бросился в ее сторону. Поселянка, невысокого роста, с полураспущенной косой, перекинутой за спину, запирала в сарай теленка, ласково уговаривая его не безобразничать и не толкаться лбом о двери.
Заслышав шаги киммерийца, женщина обернулась. Вблизи она оказалась совсем молоденькой, не больше семнадцати лет. Лицо ее было простым и милым, с округлыми щеками, с распахнутыми серыми глазами, смотревшими на киммерийца растерянно и испуганно.
— Не пугайся меня! — воскликнул Конан.— Я не гpaбитель и не убийца, но всего-навсего путник, валящийся с ног от усталости. Не откажи мне в ночлеге! В три дома я уже стучался. Первые два словно вымерли, а обитатели третьего замуровались, как в осажденной крепости. Можешь ли ты мне сказать, что тут у вас происходит?..
— Лучше бы ты ехал мимо, чужеземец,— справившись с растерянностью и испугом, ответила девушка.
— Клянусь Кромом, ты не слишком-то гостеприимна! Впрочем, как все в вашей забытой светлыми богами деревушке. Я с радостью проеду мимо, если ты скажешь мне, как добраться к ближайшему от вас селению. И еще: успею ли я доковылять до него на моем выдохшемся жеребце до наступления полной темноты?
— Ближайшую от нас деревню найти просто. Надо все время ехать вдоль берега ручья, вверх по течению, — ответила девушка.— Но вот успеешь ли ты добраться до полной темноты…— Поколебавшись какое-то время, она ответила искренне: — Вряд ли. Особенно, если конь твой устал и не сможет скакать галопом.
— Так неужели же ты прогонишь меня на ночь глядя, не накормив и не позволив выспаться хотя бы на клочке сена! — воскликнул киммериец с упреком.— Ни за что не поверю, что такая красотка может оказаться жестокой! Правда, скажу честно: мне нечем заплатить тебе, но…
— Дело не в деньгах! — прервала его девушка. — Если хочешь, входи в мой дом и ночуй. Места хватит. Места в нем даже слишком много сейчас,— добавила она с затаенной горечью.— Но только предупреждаю тебя, чужеземец: как бы не пришлось тебе пожалеть. Не минет и полночь, как ты поймешь, что лучше бы тебе было скакать в темноте в соседнюю деревню.
Суровые ее слова, непонятные угрозы, звучавшие в них, совсем не вязались с полудетским обликом девушки.
Проверив, хорошо ли заперт сарай с теленком, она быстро взглянула на начинающее темнеть небо, вздохнула и пошла в дом, не оглядываясь на навязчивого чужеземца.
