учинив в жилище Сафины подлинный разгром.
Ведьма не пыталась его остановить, терпеливо ожидая, пока Конан сам успокоится настолько, чтобы смириться с неизбежным.
О, Сафина его совершенно не знала! Оглядев налитыми кровью глазами следы своих деянии, варвар проворчал:
— Не ты ли поначалу советовала мне копать для Ллеу могилу? И что — он не умер! Теперь же ты пытаешься убедить меня в том, что он безнадежно безумен, а я и в это не собираюсь верить. Ничто не кончено, пока человек дышит! Напряги мозги, старая перечница, пока я тебе и а не вышиб за ненадобностью, и придумай что-нибудь. Можешь спросить совета у своих богов или кому ты там молишься. И тебе очень крупно повезет, если они соизволят толково ответить. Не может быть, чтобы по всей Хайбории не нашлось колдуна или знахаря, способного вернуть Ллеу рассудок. Вспоминай!
Сафина надолго задумалась. Этот черноволосый варвар казался еще безумнее собственного приятеля, но доля истины в его словах, нельзя не признать, все же была.
Слыхала она об одном меруанском маге, который, как говорили, силой обладал немыслимой и совершал удивительные чудеса. Он чуть ли не мертвых способен был воскрешать — хотя в последнее утверждение не очень-то верилось, только ведь дыма без огня не бывает.
Когда сама Сафина была совсем еще юной девушкой, маг сей уже достиг весьма преклонных лет, а теперь, возможно, уже давно покинул мир живых.
Он жил как отшельник и не имел учеников, отказался от всякой собственности и хотя родом был, в самом деле, из Меру, но родину свою покинул еще ребенком и странствовал по всей Хайбории, объявляясь то здесь, то там, причем в такие моменты, когда его уже почитали умершим.
Найти его было весьма непросто, потому что никто доподлинно не знал, ни где он в данный момент находится, ни куда держит путь. Ветра в поле легче было сыскать, нежели этого человека.
И еще того труднее — вымолить у него милость, чтобы он не отказал а помощи, ибо далеко не до всякого маг снисходил, не прельщаясь ни богатством, ни посулами, ни могуществом просителя, а руководствуясь одному лишь ему ведомыми соображениями. И очень странный он был — во всем. Слыхала Сафина, будто ходит он босиком, и так прочны от долгих странствий сделались подошвы его ног, что змеи не могли прокусить его кожу; и облачается в одежды нищих, не имея ни дома, ни женщины, ни имущества, ни коня. А имя ему было такое же странное: Шин-дже-шедд.
— Есть один, — спустя бесконечно долгое время, произнесла наконец колдунья. — Может, и есть. Но где искать его, мне неведомо. Человек он ли они, бог или демон, жив или мертв — тоже не знаю. Сумеешь разыскать — может, тебе и повезет. А нет… что ж! Не ты первый — не ты последний.
Она рассказала киммерийцу все, что знала о Шин-дже-шедде, и по мере того, как говорила, припоминала новые и новые подробности о нем, Конан слушал ее внимательно и не перебивая.
Противоречивые чувства боролись в душе варвара; гнев на то, что все складывалось как нельзя хуже, и желание в самом деле оставить здесь Ллеу и отправиться дальше одному, как он и собирался поступить с самого начала, и невозможность сделать это, ибо зеленоглазый юноши стал для него больше, чем просто спутником, и попросту перешагнуть через него киммерийцу было уже не под силу.
Вот, пожалуйста — ищи теперь неизвестно ко» го и непонятно где.
А что, если никакого Шин-дже… как его там?! — вообще нет, легенда просто? Что-то он, Конан, прежде и слыхом о таком не слыхивал. А если и есть, так Хайбория велика, мало ли пыль каких дорог топчут сейчас жестче подошвы этого мага. Может, годы уйдут на то, чтобы его отыскать — а потом еще окажется, что без толку.
— Позвольте попробовать мне, — вдруг подала голос Элрина, несмело приближаясь к варвару, — я сумею найти Шин-дже-шедда и умолю его вернуть Ллеу рассудок. Я смогу, вот увидите!
Конан даже не удостоил ответа ее бредовые речи. Как же — сможет она. Что за глупая привычка у некоторых баб путаться в дела, которые не всегда по плечу и сильным?!
Однако теперь пути к отступлению не было. Это иначе что же получится — бритунийская подзаборная девке, шлюшка продажная, смелее и решительнее, чем он, воин, герой?!
— Без тебя обойдемся, — проворчал киммериец. Из-под земли достану этого вашего колдуне, н пусть он только посмеет мне отказать.
— Тогда разреши мне идти вместе с вами, — не унималась Элрина. — Я нужна Ллеу! Ты ведь будешь двигаться вместе ним, а он беспомощней ребенка. Я стану ухаживать за ним в пути, делала это здесь. С детьми да больными возиться — разве мужское дело?
— Вот только тебя мне для полного счастья не хватало, — грозно рявкнул Конан, уже понимая, тем не менее, что она права, а значит, ему предстоит увлекательное путешествие в обществе идиота и бабы… — А он-то… Ллеу… идти сможет?
— Сможет, — сказала Сафина. — Тело не откажется ему служить. А идти, и на коне худо-бедно удержаться ему под силу. Ты, киммериец, Элрину не гони. У нее никого на всем свете нет, сирота она. Жаловаться да ныть не приучена, и упрямая. Да ты сам видишь! Не сомневайся, она вам сгодится.
На следующий день они выступили в пум. Все оказалось даже еще хуже, чем представлял себе Конан. Ллеу в его нынешнем состоянии становился объектом злобных насмешек и издевательств всех, кому не лень было позубоскалить на его счет. Варвару постоянно приходилось затыкать слишком болтливые рты и резко омрачать настроение не в меру расходившихся весельчаков.
Мрачная злость не покидала его душу. Ладно хоть девка и в самом деле не докучала ни слезами, ни жалобами, терпеливо перенося длительные конные переходы и полностью поглощенная состоянием Ллеу.
Ее терпение было поистине безграничным, сама Элрина держалась в седле так уверенно, словно с раннего детства не слезала с коня. Ллеу ей приходилось везти впереди себя, днями напролет выслушивая его отрывочные и совершенно бессмысленные восклицания и длительные приступы идиотского смеха, временами переходящие а истерические рыдания.
Какие образы терзали помраченный разум юноши, ни она, ни киммериец не знали. Ночами девушка спала, что называется, вполглаза, сидя и положив голову Ллеу к себе на колени. Всякий раз, если он тревожно вскидывался и стонал, она принималась что-то тихо и ласково говорить ему, до тех пор, пока он снова не успокаивался и не затихал.
Самым печальным было то, что где бы они ни справлялись относительно Шин-дже-шедда, ответом почти всегда были изумленные и непонимающие взгляды. Словно он существовал лишь воображении Сафины. Никто не слышал и ничего не мог сообщить ни о нем самом, ни, тем более, об его местонахождении. Обращаться же к другим колдунам и магам было без толку: при одном взгляде на юношу они безнадежно махали руками и выносили тот же приговор, что и колдунья из Келбацы:
— Проще собаку научить толковать священные книги, чем вернуть рассудок этому несчастному.
Пробовал варвар прибегать и к помощи ветви маттенсаи, один раз чудесным образом сумевшей помочь Ллеу; но если раны на его теле от ее прикосновения затягивались на глазах, то на сознание она не могла оказать никакого влияния.
Однако Элрина не отчаивалась. Она фанатично верила в то, что них в конце концов все получится, причем говорила об этом столь убежденно, что и Конан отбрасывал сомнения, впрочем, довольно часто терзавшие его душу. В том, что произошло с его другом, киммериец в значительной степени винил и себя, кроме того, он понимал, что, сложись обстоятельства несколько иначе, и сам вполне мог бы попасться в лапы к щербатому Шенару — как знать, может, в таком случае они с Ллеу могли и поменяться места
Однажды, двигаясь через Немедию, они заметили стоящего при дороге слепого нищего, просящего подаяния.
Какой-то наглый мальчишка подскочил к несчастному — и, издевательски хохоча, отобрал несколько монет, а в ответ на его слабые протесты так двинул в грудь, что слепой оступился полетел в грязь.
Элрина при виде этого непотребства разразилась потоком заковыристой площадной брани жизнь на улицах Келбацы не особенно способствовала возникновению у нее безупречных манер.
А киммериец пустил жеребца чуть быстрее догнал маленького паскудника и, схватив его шиворот, отвесил пару добрых затрещин и заставил вернуть ограбленному слепцу деньги, после чего еще и добавил