Небесной Секиры Конан срубил последние стебли, и в этот миг ему в уши ударил ужасный шум.
— Клянусь бородавками Нергала! — воскликнул Конан, делая шаг вперед. Перед ним протянулся недлинный козырек чистой земли, а за ним…
…за ним находилась котловина кратера. Его стены были изрыты норами, а еще ниже из скал потоками извергалась вода. Она срывалась вниз и с ужасным грохотом падала в небольшое озеро на дне.
В центре этого озера находился небольшой островок, на котором стояла черная пирамида.
— Вот ведь Сетово отродье! — взревел северянин. — И тут свои паскудные пирамиды понаставили.
Киммериец подхватил некрупный камень и силой метнул в пирамиду. Понятно, что до цели он не добросил, но зато попал в какую-то тварь, которая в этот миг вылетела из норы.
Конан посмотрел вниз и выругался, вскидывая Рана Риорду.
— К оружию! — заорал киммериец. Возможно, они могли бы избежать боя, если бы побежали, но, оглянувшись, Конан увидел, что путь назад им опять отрезан. Точно по волшебству, проход, который они прорубили с таким трудом, исчез. За спиной у людей снова высились непроходимые заросли кустарника.
— Кром! — заревел варвар и нанес первый удар.
Летающие твари, появившиеся из кратера, более всего походили на крыс, но размерами превышали кошек. У них были широкие пасти, усеянные острыми зубами, и длинные когти.
И самое главное, их были сотни…
Трое против сотен! Люди понимали, что это смертный приговор, но никто из них не дрогнул.
Они рубились как сумасшедшие.
Мулар разил своими саблями со стремительностью королевских кобр. Остро отточенная сталь с легкостью перерубала жилистые шеи и тела. Кружась, точно в танце, туранец был недосягаем для зубов и когтей летунов.
Мкванга же, наоборот, стоял на одном месте, широко расставив ноги. После смерти Нагира зембабвиец нес его секиру, и теперь в каждой его руке было зажато по топору, которыми он дробил и крушил врагов. Секиры мерно поднимались вверх и так же неуклонно падали вниз, собирая кровавую жатву.
У негра закатились глаза, и были видны только белки, а изо рта текла пена. Конан сравнил бы этого скалящегося белозубого великана с исчадьем преисподней, но киммериец и сам в этот миг больше был похож на демона.
Рана Риорда разила без промаха, а сам Конан рычал и ревел что-то нечленораздельное…
Первым погиб Мулар. Вокруг него выросла гора трупов, но крысы все равно сумели облепить его со всех сторон. Туранец уже давно выронил свои сабли, сменив их на ножи. Короткие кинжалы вспарывали животы и отсекали лапы. А когда и они выпали из скользких от крови рук, Мулар пустил в ход локти и зубы. Но силы оказались слишком неравными.
Несколько сотен крыланов сумели приподнять относительно легкое тело туранца и потащили его к краю.
Мулар дико заорал и из последних сил вцепился зубами и руками в своих противников. Он решил забрать с собой на тот свет как можно больше нечисти.
Увидев гибель товарища, Конан заревел, и холодная ярость варвара превратилась во всесжигающий гнев. Ненависть придала ему новых сил, и Небесная Секира замелькала вдвое быстрей.
Казалось, прошла вечность, прежде чем дрогнул непоколебимый Мкванга. Руки зембабвийца стали похожи на виноградные грозди (настолько их облепили крылатые крысы). Он двигался все медленнее и медленнее. Мускулы его натужно ныли, и негр решился бросить один из топоров. Он поудобнее перехватил второй обеими ладонями и снова врубился в крылатую стаю. Однако эта уступка усталости не осталось незамеченной. Твари усилили натиск и попытались задавить гиганта количеством. Мкванга продолжал рычать, пуская пену, но его ярость пропала втуне. Крысы облепили человека со всех сторон, и вскорости вечно смеющийся зембабвиец полетел вниз.
Конан остался один.
Он уже понял, что рано или поздно отправится вслед за своими товарищами, однако сдаваться не собирался. Скорее, наоборот. Осознание того, что это его последний бой, придавало киммерийцу дополнительные силы.
Тебе не будет стыдно за своего сына, владыка Кром! — громко закричал варвар, рассекая десятки крыс за раз.
— Прими и этих, Кром! — рычал Конан, нанося новый удар. Он потерял счет времени, продолжая выкрикивать гневные фразы в ярости битвы.
Раз за разом, посвящая убитых своему богу, варвар уменьшал их количество. Но неизбежное не миновало и его. Когда живых крыс осталось намного меньше, чем мертвых, одна из этих тварей схватила камень и, поднявшись повыше, сбросила его вниз, на врага.
Удар в спину заставил потерявшего равновесие варвара пошатнуться и, утратив точку опоры, он полетел вниз, вслед за своими товарищами. Крыланы продолжали виться неподалеку, и киммериец своими огромными руками успел схватить еще с десяток крыс, которых он тут же раздавил, прижав к могучей груди.
— И этих тоже… — успел прошептать варвар, прежде чем сознание покинуло его.
Охотник не спешил. Он выжидал, понимая, что терпение жертв имеет свой предел. И когда их ужас достигнет апогея, он наконец явит им свой лик.
Рамон не сказал остальным, что монстр наверняка утащит кого-нибудь из них. Впрочем, его это и не волновало. Подумаешь, одним человечком на земле станет меньше! Мало ли еще их народится. Главное, чтобы тварь не перепутала в темноте и не схватила его. Вот что будет самым обидным. Даже не то, что он попадется в собственную ловушку, а то, что тогда ценой его драгоценной жизни смогут спастись остальные…
Длинный упругий язык мелькнул в воздухе, опутывая грудь одного из солдат, и стал утягивать того назад.
— Торн, руби! — приказал стигиец, и могучий асир опустил свою чудовищную секиру на длинный отросток, перерубая одновременно и шею воина. Но на это никто не обратил внимания.
Рамон тут же рассек нужную веревку, и заостренный кол вошел в живот Охотника. Чудовище утробно заревело, и в этот момент на поле вернулись уродливые гиены.
— Бежим! — крикнул Рамон, который углядел шанс вырваться с проклятой равнины.
Первым помчался Торн. Следуя своему варварскому чутью, он выбрал нужное направление и повел за собой остальных.
Враги, занятые друг другом, не обратили внимания на убегающих людей. А те мчались, как загнанные лани. Стигийцы, второпях побросавшие свои и без того скудные пожитки, с удивлением взирали на варвара, который скакал быстрее остальных, несмотря на громоздкое оружие и тяжелый заплечный мешок. Им было невдомек, что очень скоро они захотят пить, а затем и проголодаются.
Через несколько часов стало светать. Рамон перешел на шаг, и по его побелевшему лицу стало понятно, что жрец находится на грани изнеможения.
Остальным приходилось не легче, но стигиец не останавливался. Он уверенно шел вперед, а затем снова побежал.
Так продолжалось до полудня, после чего Рамон понял, что больше он не сможет сделать и шага.
— Привал, — хотел прохрипеть колдун, но потрескавшиеся губы издали лишь булькающий звук.
Правда, остальные и не нуждались в команде. Они без сил повалились на землю и попытались отдышаться. Только Торн, насмешливо улыбаясь, с видом превосходства взирал на изнеженных людишек. Прав был отец, говоря, что цивилизация делает людей слабыми и никчемными! Возможно, они сильны
