Супруг мой взят сырой землею, Другому сердца не отдам. С тех пор – ты помнишь – труп кровавый. К нам верный конь его примчал, С тех пор какой-то дух лукавый Мой ум волшебною отравой Незримой цепью оковал В тиши ночной меня тревожит Толпа печальных, странных снов: Молиться днем душа не может, Мысль далека от звука слов; Огонь по жилам пробегает; Я сохну, вяну день от дня. Отец! Душа моя страдает; Отец мой! Пощади меня! – Отдай в священную обитель Дочь безрассудную свою – Там защитит меня Спаситель, Пред ним тоску мою пролью. На свете нет уж мне веселья… Святыни миром осеня, Пусть примет сумрачная келья, Как гроб, заранее меня». И в монастырь уединенный Ее родные увезли; И власяницею смиренной Грудь молодую облекли. Но и в монашеской одежде, Как под узорною парчей, Все беззаконною мечтой В ней сердце билося, как прежде. Пред алтарем, при блеске свеч В часы божественного пенья Знакомая, среди моленья Ей часто слышалася речь. Под кровом сумрачного храма Знакомый образ иногда Скользил без звука и следа [В тумане легком фимиама:] Он так смотрел, он так манил, Он, мнилось, так несчастлив был. ……………… Утомлена борьбой ужасной Склонится ли на ложе сна – Подушка жжет; ей душно, страшно, И вся, вскочив, дрожит она. Тогда рукою беспокойной. Вдоль по струнам чонгуры стройной Нетерпеливо пробежит. И звучной песнею старинной Молчанье келии пустынной Как бы волшебством оживит. И перед ней былые годы, Лета ребяческой свободы Толпою ласковой встают, И улыбаются, зовут… И вновь кругом мелькают тени, И замолчав, сидит она, Как бы одно их тех видений И неподвижна и бледна.. ……………… Вечерней мглы покров воздушный Уж холмы Грузии одел: Привычке сладостной послушный В обитель Демон прилетел. Но долго, долго он не смел Святыню мирного приюта Нарушить – и была минута Когда казался он готов Оставить умысел жестокий. Задумчив у стены высокой Он бродит, от его шагов Без ветра лист в тени трепещет. Он поднял взор: в ее окно Лампады луч, краснея, блещет; Кого-то ждет она давно. И вот, средь общего молчанья Чонгуры стройное бряцанье И звуки песни раздались; И звуки те лились, лились, Как слезы, мерно, друг за другом; И эта песнь была нежна, Как будто для земли она