Я кончил — и в груди невольное сомненье!Займет ли вновь тебя давно знакомый звук,Стихов неведомых задумчивое пенье,Тебя, забывчивый, но незабвенный друг?Пробудится ль в тебе о прошлом сожаленье?Иль, быстро пробежав докучную тетрадь,Ты только мертвого, пустого одобреньяНаложишь на нее холодную печать;И не узнаешь здесь простого выраженьяТоски, мой бедный ум томившей столько лет;И примешь за игру иль сон воображеньяБольной души тяжелый бред…
Садится солнце за горой,Туман дымится над болотом,И вот дорогой столбовойЛетят, склонившись над лукой,Два всадника лихим полетом.Один — высок и худощав,Кобылу серую собрав,То горячит нетерпеливо,То сдержит вдруг одной рукой.Мал и широк в плечах другой.Храпя мотает длинной гривойПод ним саврасый скакунок,Степей башкирских сын счастливый.Устали всадники. До ногОт головы покрыты прахом.Коней приезженных размахомОни любуются поройИ речь ведут между собой.— Монго, послушай — тут направо!Осталось только три версты.— Постой! уж эти мне мосты!Дрожат и смотрят так лукаво.— Вперед, Маёшка! только насИзмучит это приключенье,Ведь завтра в шесть часов ученье!— Нет, в семь! я сам читал приказ!Но прежде нужно вам, читатель,Героев показать портрет:Монго — повеса и корнет,Актрис коварных обожатель,Был молод сердцем и душой,Беспечно женским ласкам верилИ на аршин предлинный свойЛюдскую честь и совесть мерил.Породы английской он был —Флегматик с бурыми усами,Собак и портер он любил,Не занимался он чинами,Ходил немытый целый день,Носил фуражку на-бекрень;Имел он гадкую посадку:Неловко гнулся напередИ не тянул ноги он в пятку,Как должен каждый патриот.Но если, милый, вы езжалиСмотреть российский наш балет,То верно в креслах замечалиЕго внимательный лорнет.Одна из дев ему сначалаДней девять сряду отвечала,В десятый день он был забыт, —С толпою смешан волокит.Все жесты, вздохи, объясненьяНе помогали ничего…И зародился пламень мщеньяВ душе озлобленной его.Маёшка был таких же правил:Он лень в закон себе поставил,