К сырой колонне прислонясь,Стоит всё время не крестясь.Лучом краснеющей лампадыЕго лицо озарено:Как мрачно, холодно оно!А испытующие взглядыТо вдруг померкнут, то блестят —Проникнуть в грудь ее хотят.XXVДавно разрешено сомненье,Что любопытен нежный пол.Улан большое впечатленьеНа казначейшу произвелСвоею странностью. Конечно,Не надо было б мысли грешнойДорогу в сердце пролагать,Ее бояться и ласкать!· · ·· · ·· · ·Жизнь без любви такая скверность;А что, скажите, за предметДля страсти муж, который сед?XXVIНо время шло. «Пора к развязке!»Так говорил любовник мой.«Вздыхают молча только в сказке,А я не сказочный герой».Раз входит, кланяясь пренизко,Лакей. — «Что это?» — «Вот-с записка»;Вам барин кланяться велел-с;Сам не приехал — много дел-с;Да приказал вас звать к обеду,А вечерком потанцовать.Он сам изволил так сказать».— «Ступай, скажи, что я приеду». —И в три часа, надев колет,Летит штабротмистр на обед.XXVIIАмфитрион был предводитель* —И в день рождения жены,Порядка ревностный блюститель,Созвал губернские чиныИ целый полк. Хотя бригадныйЗаставил ждать себя изрядноИ после целый день зевал,Но праздник в том не потерял.Он был устроен очень мило;В огромных вазах по столамСтояли яблоки для дам;А для мужчин в буфете былоЕще с утра принесеноВ больших трех ящиках вино.XXVIIIВперед под ручку с генеральшейПошел хозяин. Вот за столУселся от мужчин подальшеПрекрасный, но стыдливый пол —И дружно загремел с балкона,Средь утешительного звонаТарелок, ложек и ножей,Весь хор уланских трубачей:Обычай древний, но прекрасный;Он возбуждает аппетит,Порою кстати заглушитМеж двух соседей говор страстный —Но в наше время решено,Что всё старинное смешно.XXIXРодов, обычаев боярскихТеперь и следу не ищи,И только на пирах гусарскихГремят, как прежде, трубачи.О, скоро ль мне придется сноваСидеть среди кружка родногоС бокалом влаги золотойПри звуках песни полковой!И скоро ль ментиков червонныхПриветный блеск увижу я,