качестве сильного бастиона на южном фланге СССР и базы для своих вооруженных сил. Однако, уже начиная с 1956 года, турецкие города столкнулись с серьезным товарным дефицитом. На выборах 1957 года демократы набрали 47,7% голосов, республиканцы — 41%. В стране могли начаться серьезные перемены, что нас совершенно не устраивало. Так, глава правительства Мендерес взял под жесткий контроль печать и деятельность политических партий. Газеты подвергались цензуре или закрывались, их редакторы заключались в тюрьму. Чтобы получить поддержку консервативных сельских жителей, Мендерес разрешил строительство мечетей и сделал ставку на религиозные традиции, которые осуждал Ататюрк. Великое национальное собрание, где демократы имели большинство, восстановило мусульманский призыв к молитве на арабском языке, по всей стране в обиход вновь входили религиозные празднества и обряды.
Вечером 7 августа американский президент отдал приказ Шестому американскому флоту приказ направиться в зону вооруженного конфликта. Эйзенхауэр также направил еще одно послание в СССР, в котором напомнил о том, что Израиль входит в НАТО, и правительство США обещало в рамках договора сохранять его независимость и целостность. Эта позиция не позволила в дальнейшем упоминать о возможном советском вмешательстве в конфликт. СССР перешел от угроз к дипломатическим методам. Косыгин призвал одобрить резолюцию ООН о прекращении огня и отводе войск.
Эйзенхауэр заявил, что любая резолюция должна включать в себя пункт о свободе судоходства не только в Тиранском проливе, но и в Суэцком канале. Другие члены Совета Безопасности поддержали американскую позицию. Насер не пожелал соглашаться на открытие канала. Резолюция принята не была и израильские войска к исходу 8 августа вышли на берег канала практически на всем его протяжении.
Раним утром 8 августа турецкая и алавитскиая армии перешли в наступление. Попытка сирийского Генерального штаба снять части с друзской границы, где дальше перестрелок до сих пор не шло, была пресечена воздушными налетами израильской авиации. Сотни единиц бронетехники, грузовиков и других транспортных средств горели на дорогах.
СССР начал приводить в боевую готовность войска на советско-турецкой границе и выступил в ООН с новым осуждением агрессивной политики — на этот раз турецкой. Государственный секретарь США предостерегает СССР от возможного нападения на Турцию.
На Насера Союз начал оказывать беспрецендентное давление с целью заставить согласиться на скорейшее прекращение огня. Впрочем, тот уже знал, что его армия разгромлена, и 9 августа дал указание своему представителю в ООН принять резолюцию. Дождавшись заявления Насера, сообщила о своем согласии на прекращение огня и Сирия. Только резолюция ООН никак не касалась событий в Сирии, связанных с турками и алавитами. Израиль прекратил огонь немедленно, турки продолжали быстро продвигаться вперед. Для Израиля 4-дневная война кончилась полной победой. За время военных действий погиб 121 человек, 3 пропали без вести, 1 сбитый летчик попал в плен. Египетская 100 тысячная армия была разгромлена полностью. Потери составили до 3 тысяч погибших, и свыше 6 тысяч пленными.
Раним утром по телевидению выступил премьер-министр Бегин и сообщил об окончании победоносной военной кампании и полностью разгромленном Египте.
Для турок и алавитов все только начиналось.
В 6.30 вечера 9 августа Насер заявил о своей отставке. Однако уже в 11.00 следующего утра снова был президентом. Его, якобы, убедил народ, вышедший на демонстрации.
Советский представитель в Совете Безопасности потребовал осуждения Турции и Государства Алавитов и заявил, что войска должны безоговорочно вернуться к границам. Предложение приняли только пять делегатов. Остальные воздержались. Тогда появилось требование созвать внеочередную сессию Генеральной Ассамблеи. Она должна была состояться 14 августа. Но уже 12 августа, заняв районы Алеппо и Тартиса, наступление было прекращено. Американцы тоже начали давить на турецкое правительство, чтобы прекратить эту неприятную для них ситуацию. В результате была принята очередная резолюция о прекращении огня, что устраивало все стороны. Битвы военных кончились, начинались не менее кровопролитные, но глазу совершенно не видные дипломатические баталии. Ни одна из сторон не способна была провести в Генеральной Ассамблее ООН резолюцию большинством голосов в две трети.
10 августа мне на работу позвонила Лена. Через пару недель после нашей последней встречи я совершенно случайно — самому смешно — нашел ее в «Букинисте». Небольшая проблема была выяснить, где находится магазин. С тех пор мы встречались еще много раз, не чаще, чем раз в неделю, тщательно проверяя места, чтобы не столкнуться ни с ее, ни с моими знакомыми. Если по каким-то причинам встретиться не удавалось, мы оставляли сообщения через старого продавца «Букиниста». Временами я чувствовал себя нелегальным разведчиком, старательно проверяющимся перед встречей с резидентом. Уверен — она тоже. Нас тянуло друг другу, но мы так и не пересекли черту, где начинаются моральные терзания и стоны об измене. Мы просто говорили. В основном, я рассказывал об Израиле и жизни в нем, тщательно избегая упоминания о своей работе. Номер телефона у нее был на самый крайний случай и она, за прошедшие месяцы, ни разу им не воспользовалась.
В кабинетах пили в открытую. Нам было чем гордиться. Военная разведка дала армии данные, благодаря которым та победила без проблем. Мы смогли добыть сведения не только о вооружении и расположении египетских войск, но и передвижениях частей, вплоть до рот. Отследили даже прибытие и состав подразделений из других арабских стран. В победе над Насером и в наших минимальных потерях был очень большой процент нашего участия. До меня никому не было дела. Я просто встал и вышел, предупредив, что скоро вернусь.
Она стояла возле двери магазина, и в глаза бросалось какое-то странное выражение лица.
— Что случилось? — спросил я, останавливаясь перед ней и беря Лену за руку.
Она с неожиданной силой сжала мне пальцы.
— Семьи советских работников отправляют домой. Нас всех предупредили, через 48 часов останутся только посольские работники, и то не все. Самые необходимые, без кого нельзя обойтись.
— Что, опять разрыв отношений?
— Откуда мне знать, — с тоской сказала она. — Я уезжаю. Она посмотрела мне в глаза и с расстановкой сказала: — Все. Это наша последняя встреча. Я поэтому и позвонила. Больше прятаться нет смысла. Теперь все равно.
Я молча повел ее к машине. Десять минут, и мы въехали на стоянку мотеля. Переговоры с портье заняли еще пару минут. Обняв ее за талию, я все так же молча провел ее в комнату. Осторожно провел рукой вдоль ложбинки на спине и поцеловал ее в шею. Лена слегка выгнулась и развернулась ко мне всем телом, прижимаясь и одновременно вцепившись в меня, как будто боялась, что я вдруг исчезну. Она была невозможно хрупкой и маленькой, килограмм пятьдесят, не больше, и казалось, что если я ее обниму со всей силы, то просто сломаю.
Одежда исчезла сама по себе, и мы вытянулись в кровати, тесно прижавшись другу к другу. Я поцеловал ее грудь, потянулся к губам и, решившись, осторожно вошел в нее. Тонкие руки обняли меня за шею, ноги обхватили меня, лицом к лицу, изо всех сил — прижать, прижаться. Все по-прежнему продолжается молча без единого слова. Ее тело оказалось гибким, как у гимнастки, и неожиданно сильным. Она выгнула спину и забилась подо мной, застонала. Тут и на меня накатило, и, уже не контролируя себя, продолжил, не сдерживаясь, ускоряя ритм все больше. На несколько мгновений я престал ощущать себя, все растворилось в наслаждении.
Лена лежала на животе, прерывисто дыша. Я гладил ее горячую спину, чувствуя, как она выгибается под моей рукой. Я целовал ее плечи, тонкую шею, и мягкие волосы. Осторожно перевернул ее на спину и начал целовать грудь, лицо, губы. Потом повернул ее на бок и дальше — на себя. Она уперлась руками мне в плечи, а ноги обняли мои бедра. Лена медленно начала двигаться, скользя вверх-вниз по бедрам и пристально смотря мне в глаза. У меня было впечатление, что такую позу она видит впервые, но она ей понравилась. Лена изгибалась, нанизываясь на меня, и с каждым новым толчком мы входили все глубже в наслаждение. Иногда она замирала и тянулась целоваться, а после начинала опять. Вдруг она застонала и рухнула на меня сверху:
— Все! — прошептала она мне на ухо, — Нет у меня больше сил!
Я обнял ее, прижимая к себе.
