Адаптация

    Запнулась,
    Лишь заговорив о нём -
    Разбойнике из западного форта.

       Безумие какое-то! И Ева закричала:

       - Хватит!

       А голоса не было. И это напугало больше, чем все, творившееся вокруг. Ева попятилась. Уперлась спиной во что-то живое, и это 'что-то' вцепилось в плечи, разворачивая. Ударило по руке с бесполезным пистолетом. Глеб?

       Глеб кричал. Определенно. Рот его раскрывался и закрывался, но Ева не слышала. Она виновато развела руками, и тогда Глеб просто оттолкнул ее.

       Злой.

    Ему
    Она доверила свой страх,
    Он рядом был,
    Берёг,
    Звонил с работы,
    В бумажнике носил с собою фото,

       И тут Ева увидела медведку. Четырехметровое тело. Панцирь головогруди с земляными буграми. Широкие лопасти передних конечностей. Куцые жгуты крыльев, прижатые к спине. И чуткие щупы антенн, пытающиеся поймать направление.

       В глазу насекомого зияла дыра, из которой сочилась желтоватая гемолимфа.

       Медведка поворачивалась медленно, как танк. Огромное тело ее выгибалось, пластины экзоскелета находили друг на друга с беззвучным скрежетом; подрагивали жесткие надкрылья. Ева приросла к земле. Она смотрела, как медленно поднимается верхняя губа, расходятся зазубренные мандибулы и прозрачные капли секрета падают на землю. Нижние челюсти двигались быстро, судорожно, как лезвия комбайна.

       Сейчас Еву съедят.

       Кому-то будет вкусно.

       А кому-то наплевать.

    А я -
    Всё пропадал
    В чужих краях.

       Еву дернули за шиворот и толкнули в спину. И она, не удержавшись на ногах, покатилась кувырком. Ладони обожгло. Ева перевернулась на спину, села и уставилась на разодранные руки.

       За что? Больно же.

    Весеннее поблекло разноцветье,
    И льдом
    Схватились нежные слова.
    Я промолчал.
    Она была права.
    Январский ветер всё хлестал,
    Как плетью.[2]

       - Да помоги ты, черт бы тебя побрал! - крик перекрыл последнюю строфу, и Ева очнулась. Руки болели по-прежнему, и колено противно ныло. Но это - мелочи.

       Медведка приближалась.

       Ее движения были медлительны. Ее броня - неуязвима. Стая пуль расчертила хитин глубокими бороздами, а тварь даже не шелохнулась.

       И заряд дроби приняла, как лист воду. Разве что не отряхнулась.

       - Еще стреляй! - рявкнул Глеб. - Смени на...

       - На нее гранатомет нужен.

       Тод. У него закончились стихи и теперь твари попрут сюда. Ерунда. Это просто последствия контузии. Ложные ассоциативные связи.

       Сунув пистолет в кобуру, Тод подхватил Айне и кинулся прочь. Вот так? Просто свалит и все? Он права не имеет уходить! Он должен...

       - Подъем! - заорали на ухо. - Быстро!

       И снова потянули за шкирку, как котенка. Ева поднялась. Побежала, спотыкаясь, думая только о том, что если грохнется, то рассадит руки еще сильнее, а сильнее уже некуда. Ноги шлепали. Под ногами хрустело. А пулемет молчал.

       - Давай, шевели ножками! - Глеб не выпускал руку, и когда Ева отставала, тянул ее, как на буксире.

       Глеб хороший.

       Только ружье у другого.

       В какой-то момент Глеб оттолкнул ее, а сам остановился, перевернул ногой лежащее тело, и поднял автомат. Передернул затвор. Прицелился.

       - Беги!

       Ева мотнула головой: одна - нет. Вместе.

       - Дура!

       Она крикнуть собиралась, что не бросит, только не успела. Время вдруг стало медленным и вязким.

       Глеб нажал на спусковой крючок, и Ева увидела, как острые носики пуль рассекают воздух. Как пространство сращивает раневые каналы. Как кувыркаются стреляные гильзы.

       - Беги же!

       Медведки дождя не боятся. Даже свинцового. У них нервные узлы спрятаны надежно. И сердца как такового нет, а палить в панцирь - зря патроны тратить... Ева хотела сказать. Снова не успела.

       Свистнуло. Громко и высоко, отключая уши. Запоздал крик Глеба:

       - Ложись!