из нескольких литераторов-эмигрантов с Виктором Гюго во главе, которые всего-навсего ругательски ругают Наполеона за бутылкой вина в кабачке…
Но в Петербурге Толстому верят - как же, резидент с тридцатилетним стажем, знает в Париже все и каждого, везде вхож! Самое печальное, что это чистая правда: у Толстого в Париже знакомства самые обширнейшие. Вплоть до того, что информацию ему поставляет личный секретарь Наполеона III. И тем не менее в своих донесениях бывший декабрист раз за разом попадает пальцем в небо. Пишет, что Франция накануне банкротства и всерьез воевать не сможет, а французские финансы стоят прочно. Докладывает, что иностранные банкиры отказывают Парижу в займах, а в действительности дело обстоит как раз наоборот. Но именно на «достойных доверия» рапортах Толстого в значительной степени строят политику и Николай, и его министры…
Эти донесения настолько последовательно расходятся с истиной, что у меня порой возникают нешуточные подозрения: что, если Толстого французы перевербовали? И начали гнать дезинформацию? Очень уж зловещую роль сыграли его донесения в принятии Петербургом серьезных решений. Как на заказ… Истину мы никогда уже не узнаем, конечно.
Как видим, у поражения России в Крымской войне немало причин, и они далеко не так примитивно- плакатны, как об этом порой можно прочесть. Но я повторяю снова и снова, что для основной идеи этой книги чертовски важно: поражения и промахи Николая I были, если можно так выразиться, «нормальными». Они не имели ничего общего с просчетами его преемников, проигравших по совершенно другим причинам из-за того, что оказались в плену дурацких мифов и самых что ни на есть вредных иллюзий.
Об этом - дальнейшее повествование. Но напоследок еще немного о Николае. Лично я категорически не верю в расхожую легенду о том, что он не умер своей смертью, а, потрясенный крымским крахом, принял яд. Есть веские причины думать именно так. Государь Николай Павлович был человеком по-настоящему верующим, а для христианина самоубийство - смертный, непростительный грех.
Точно так же напоминают скорее легенду якобы предсмертные слова, обращенные к сыну: «Прощай, Сашка. Сдаю тебе Россию в дурном порядке». Кто их пустил в обращение, толком неизвестно - но серьезных свидетельств нет.
Когда умер Николай, у кровати стояли поношенные, дырявые туфли. Как у Сталина…
Его смерть была концом целой эпохи. У этой эпохи много имен, но мне представляется, что, помимо всего прочего, это была еще и великая, прекрасная эпоха политического реализма. При Николае, несмотря на неизбежные ошибки и промахи, все же твердо придерживались
Потом все это рухнуло. Напрочь.
О том и книга.
Глава вторая.
Зыбкая прелесть миражей
Еще в мае 1837 года, отправив наследника Александра в «образовательное путешествие» по России, Николай писал сыну, призывая любить «матушку-Россию»: «Люби ее нежно; люби с гордостью, что ей принадлежен и родиной называть смеешь, ею править, когда Бог сие определит для ее славы, для ее счастья. Молю Бога всякий день в всяком случае, чтоб сподобил тебя на сие великое дело к пользе, чести и славе России».
Я не в силах отделаться от впечатления, что Бог Николая не услышал. От долгого царствования Александра II России не прибавилось ни пользы, ни славы, ни чести. Скорее наоборот.
После кончины Николая I в России пышным цветом расцвели либерализм и свобода. На городских улицах в одночасье объявилось столько либералов, что яблоку негде упасть. Куда ни глянь - узришь либерала…
Дело в том, что при Николае в числе прочих действовал запрет на ношение бород и на курение на улицах. Первое трудно оправдывать и защищать, очень уж нелепое запрещение. Во втором же, сдается мне, было рациональное зерно, что подтвердит любой пожарный: при русской привычке швырять куда попало непотушенные чинарики риск для деревянных в основном городов был довольно велик…
Именно эти запреты первым делом отменил новый император. А потому и объявилось на улицах превеликое множество либералов: буквально всякий «свободомыслящий» субъект быстренько отращивал бороду, а по улице шествовал, дымя как паровоз, с видом гордым и значительным, так, чтобы всем стало понятно с полувзгляда — человек не никотином себя травит вульгарно, а принародно осуждает деспотию прошлого царствования. Как уж там устраивались некурящие, неизвестно определенно тоже старались изо всех сил, перхая и смахивая слезы… Главный выигрыш, как легко догадаться, сорвали табачные фабриканты, нежданно-негаданно оказавшиеся тоже чем-то вроде символов либерализма.
А если говорить о делах серьезных, то на Россию свалилась нешуточная напасть - Александр II решил проводить обширнейшие реформы. Быть может, иные со мной согласятся: как только в нашем Отечестве задумают реформировать все сверху донизу, жди самого худшего…
Для начала Александр выпроводил в отставку отцовских министров - людей деспотичных, чего уж там, а порой и казнокрадов, но тем не менее собаку съевших в делах управления государством, равно как и иностранных. Подробный рассказ о министрах
Очень быстро Россия получила чувствительный удар на Парижском конгрессе, созванном для выработки мирного договора после окончания Крымской войны. Единоличный протекторат над Дунайскими княжествами у России отобрали как и само устье Дуная, да вдобавок вынудили отдать означенным княжествам кусок российской Бессарабии. Держать военный флот и строить крепости на Черном море запретили. Привычно свалить эти печальные итоги на «злого гения Карлушку Нессельроде» уже было невозможно по чисто техническим причинам: царь отправил Нессельроде в отставку. А министром иностранных дел назначил князя Горчакова, ранее ничем абсолютно себя не проявившего деятеля, чуть ли не до шестидесяти лет прозябавшего в МИД на третьестепенных должностях и не имевшего никакого опыта в крупных и серьезных делах. Славен он был главным образом романами с молодыми красотками. Но, вот радость, был чистокровнейшим русским, Рюриковичем, не то что крайне подозрительный по пятому пункту Нессельроде. На многих это обстоятельство действовало убойно…
Вскоре император Александр затеял и осуществил освобождение крестьян из крепостной зависимости.
За это ему спето немало дифирамбов, выкликнуто немало хвалы и даже присвоено пышное звание «Царя-Освободителя». Беда в том, что эта акция, которую давным-давно следовало осуществить - была устроена так, что заложила под Российское государство мину, которая его и взорвала в семнадцатом году…
Дело в том, что российский крестьянин жаждал в первую очередь не абстрактной «свободы», а вполне конкретной, осязаемой
Еще при Александре I один из будущих декабристов, начитавшись умных иностранных книжек, решил освободить своих крестьян окончательно и бесповоротно. Крестьяне отказались категорически. Поскольку «реформатор» обещал им одну только свободу. А землю оставлял себе и намеревался сдавать ее освобожденным землепашцам в аренду. А на кой черт им такая свобода?
В 1839 году автор интереснейших заметок о России француз де Кюстин, откровенный недруг нашей страны, но наблюдатель внимательный, подметил эту основу основ крестьянской философии: «Дать этим
