А потому для всевозможной либеральной интеллигенции, привыкшей решать сложнейшие проблемы мироздания, но при этом ни за что не отвечать, для болтунов-политиков и прочей бездельной публики Протопопов мгновенно стал
Полное впечатление, что критики Протопопова уже не считали Россию
Как это обычно случается (случалось и случается), вся российская «либеральная пресса» начала бешеную травлю Протопопова. С подачи вездесущего Гучкова газеты, от столичных до захолустных, наперебой стали писать, что Протопопова нужно срочно снять, поскольку он - сумасшедший. У него, изволите ли видеть, «разжижение мозга на почве наследственного сифилиса».
К Николаю пустились «ходоки». Царь ответил им резонно и не без ехидства: «С какого же времени Протопопов стал сумасшедшим? С того, как я назначил его министром? Но ведь в Государственную Думу выбирал его не я, а его губерния».
В самом деле, получалось очень уж занятно: еще вчера видный деятель «прогрессивной оппозиции» был вполне нормальным, и «общественность» его речам рукоплескала, а на другой день, став министром, он волшебным образом оказался психом и сифилитиком с разжиженными мозгами…
Забегая вперед, скажу, что Протопопову этого шага так и не простят. В февральские дни родится черная легенда о «пулеметах Протопопова» - якобы министр приказал разместить на чердаках в Петербурге превеликое множество пулеметов, чтобы полицейские из них косили поднявшийся против царизма народ.
Пулеметы, действительно, были. Но они были установлены на крышах из чисто военных соображений - чтобы отбивать возможные налеты германских дирижаблей. Стрельба из пулемета «Максим» с чердака тогдашнего дома по людям на улице, внизу, была чисто технически невозможна…
В первые же дни февраля Керенский будет биться в истерике, разглядывая арестованных и вопя:
- Где Протопопов? Пока здесь нет Протопопова, революция в опасности!
Его сразу же законопатят в Петропавловскую крепость, и большевики через год бывшего министра расстреляют - хотя на своем посту он пробыл всего два месяца и просто-напросто не успел ничего сделать для «притеснения трудового народа». Я видел фотографии Протопопова умное, волевое лицо, ни следа сумасшествия или хотя бы глупости…
Но не будем забегать вперед. На дворе у нас пока что подходит к концу шестнадцатый год…
Так вот, Штюрмер и Протопопов начинают уже
Выигрышно ли это для России? Безусловно. Особенно если учесть, что война кончится, и в будущем Россия с Германией наверняка вновь будут выступать
Если и оставался единственный шанс спасти Российскую империю (а также Германскую и Австрийскую), то заключался он в подписании этого договора. Отвечавшего в первую очередь интересам самой России. А на «союзников», откровенно говоря, было бы наплевать. Хотя бы потому, что они в схожих ситуациях преспокойно заключали схожие договоры, наплевав на все клятвенные обещания, щедро раздаваемые союзниками. Пора было и России руководствоваться в первую очередь
Шанс был. Зыбкий, не избавляющий от сложностей в будущем, но — был.
К слову, добавлю еще, что большевики в конце 1916 года вовсе не думали о взятии власти. Троцкий в декабре уехал в Америку, по его собственным словам, убежденный, что «видит Европу в последний раз». Там же, в США, уже обретался Бухарин и другие «видные теоретики». Ленин уныло попивал пивко в Швейцарии, вздыхая, что нынешнее поколение еще не застанет революции в России. От безнадежности он и сам собирался вслед за единомышленниками в Америку и хотел - исторический факт - предложить американским товарищам-социалистам в качестве пробного шара мировой революции развернуть борьбу за независимость Гавайских островов. Это было…
Начинается откровенный саботаж. Чиновники МИД почти в полном составе встречают на вокзале возвратившегося со своей дачи Сазонова (почти как большевики вскоре - Ленина, только у дипломатов нет броневиков), устраивают в здании министерства общее собрание, на котором всячески превозносят заслуги бывшего министра перед… Антантой и «доблестными союзными войсками». О заслугах перед царем и Россией и речи не идет. Зато в голос поносят переставшее быть секретом готовящееся сепаратное соглашение.
Пошумев, поаплодировав и побузив, большая часть чиновников расходится по домам - а несколько старших начальников усаживаются за рюмкой чая. Там, в тесном кругу, в выражениях уже не стесняются: барон Нольде заявляет, что «через три месяца у нас будет республика» (она будет даже через два с половиной, как в воду глядел барон!). О царе говорят, «как о покойнике». По воспоминаниям очевидца, для этих людей «монархия уже не существовала».
Прикажете думать, что царская чета об этом
Тот же очевидец подметил главный источник злобы и раздражения господ дипломатов: «Власть над событиями от нас безвозвратно ушла». Высшие чины министерства оказались «в бессилии вести В ПРЕЖНЕМ РУСЛЕ (выделено мной. -
И все же прогерманским силам пришлось временно отступить. Английский и французский послы предприняли невероятный
Но без угроз и прямых ультиматумов наверняка не обошлось - об этом можно прочесть меж строк даже в «причесанных», благостных мемуарах Бьюкенена. Они давно опубликованы у нас, чтение занимательное…
И Штюрмера снимают со всех постов. Императрица в ярости, но пока что ничего не может изменить. Премьером назначают Трепова, а министром иностранных дел - некоего Покровского (поскольку обоих, захлебываясь от восторга, аттестует как умнейших и честнейших людей тот же Бьюкенен, с ними определенно нечисто).
Французский посол Палеолог обедает с несколькими своими русскими друзьями. Все наперебой радуются снятию Штюрмера и поражению «германской клики», один только господин по фамилии Безак (мне пока что не удалось ничего найти об этом человеке) мрачен. Оказывается, Штюрмера он полагает «великим гражданином», который пытался удержать страну от скольжения по «наклонной плоскости, до которой ее безумно довели и в конце которой ее ожидают поражение, позор, гибель и революция».
Французский придурок, мосье Палеолог, изумленно восклицает:
Вы в самом деле такой пессимист?
И Безак ему отвечает (мне почему-то представляется, тихо, грустно, безнадежно):
Мы погибли, господин посол…
А может быть, все не так мрачно? Напоминаю: императрица Александра Федоровна не в истерике бьется, она в