Вместе с превеликим торжеством мы соорудили алтарь со святыми изображениями Девы Марии и креста, Бартоломе де Ольмедо отслужил торжественную мессу, на которой присутствовали все касики и знатные. Тогда же мы, с великим церемониалом, переименовали городок этот в Санта– Мария-де- ла-Виктория. И тогда же брат Бартоломе с помощью переводчика Агиляра произнес прекрасную речь об утешениях нашей святой веры и о мерзостях язычества, после чего все подаренные нам женщины были крещены.
Это были первые христиане в самой Новой Испании, и Кортес разделил их между капитанами. Донья Марина, самая красивая, умная и расторопная из всех, досталась Алонсо Эрнандесу Пуэрто Карреро, славному и знатному рыцарю.
Еще пять дней пробыли мы у Санта-Марии, и все это время Кортес поучал касиков насчет величия нашей родины и ее государя. И пожелали они все стать верными вассалами. Это были первые подданные Его Величества в Новой Испании.
Тлауликоли смеется. И я не могу понять, чем этот смех вызван, а он отказывается объяснить и просит продолжить рассказ. Я продолжаю. И Господь свидетель, ни единым словом я не слукавил против истины. Было все так, а не иначе.
Мы оставили гостеприимный город и вновь вышли в море, взяв курс на земли иные, куда более богатые, чем нынешние. И в Святой Великий четверг вся армада прибыла в гавань Сан-Хуан-де-Улуа, где и встали на якорь у материка, а на главном судне подняли королевские знамена и вымпелы.
Не прошло и получаса, как появились две очень большие лодки, и в них мы увидели множество индейцев-мешиков. Они держали курс прямо на главный корабль. Без всякой опаски они взошли на палубу и спросили, где наш касик. Донья Марина указала им на Кортеса, они к нему подошли со многими поклонами и иными знаками почтения, как то требует индейский церемониал.
Они приветствовали его от имени великого Мотекосумы, своего сеньора, который хочет узнать, кто мы и что мы намерены делать в его стране. Если у нас в чем-либо недостаток, они сейчас же готовы его восполнить. Кортес, со своей стороны, поблагодарил их за учтивость и готовность помочь, велел угостить едой и питьем, а также одарил их синими стеклянными бусами. А потом сообщил, что мы прибыли, чтобы ознакомиться с этой страной и завязать торговый обмен. Дурного мы не помышляем, посему опасаться нас нечего. Послы уехали удовлетворенные. Мы же высадились на берег с лошадьми и артиллерией.
А на другой день, Пасху Святого Воскресения, прибыл с большой свитой сам местный губернатор по имени Тентитль. С тремя поклонами на индейский манер приблизился он к Кортесу и затем поклонился и нам, стоявшим подле. И снова пришлось отвечать на вопросы.
Кортес с превеликой учтивостью сообщил, что мы христиане и вассалы величайшего в мире сеньора – императора Карла. По его велению мы прибыли в эту страну, о которой, как и о ее великом властителе, наш государь уже давно и много слышал. Он и хочет подружиться с Мотекосумой и заключить союз. Но для всего этого Кортесу нужно знать, где проживает Мотекусома, чтобы лично его приветствовать.
Тентитль ответил высокомерно:
– Ты только что прибыл, а посему правильнее было бы не требовать сейчас свидания с нашим повелителем, а сперва принять подарки, какие он посылает, а затем уже передать свои желания мне.
При этих словах он из деревянного ларя стал вынимать множество драгоценностей, одну чудеснее другой, приказал поднести более 10 карг белой одежды из хлопчатобумажной ткани или из очаровательных пестрых птичьих перьев. Съестные же припасы выгружались на берег в несчетных количествах.
Все это Кортес принял с изяществом и веселой простотой и, со своей стороны, одарил пришедших гранеными стеклянными самоцветами и другими блестящими вещами.
Предложил он также, чтобы местным жителям было объявлено: стекаться на обмен с нами, ибо у нас есть много вещиц, которые мы охотно уступим за золото. Тут же он велел принести парадное кресло с инкрустацией и росписью, несколько кусков марказита, завернутые в дорогие надушенные платки, нитку граненых стеклянных бриллиантов, кармазинную шапку с золотым медальоном и изображением победы конного Святого Георгия с копьем над драконом. И спросил лишь, где и когда можно будет предстать пред самим Мотекосумой.
Тентитль принял подарки и ответил, что Мотекосума, несомненно, обрадуется вести о своем собрате, нашем великом короле, а посему он немедленно отправит ему подарки и передаст ему ответ.
Мой враг встал и отвернулся от меня, он стоял, глядя в лес, будто пытаясь увидеть нечто, недоступное моим глазам. И напряженная поза его свидетельствовала о глубочайшем душевном волнении, которое я не смел нарушить вопросами.
– Будь проклят тот день, – сказал Ягуар, не оборачиваясь ко мне. – Будь проклят…
Это проклятье запоздало. С неделю мы провели в ожидании, занимаясь обустройством лагеря. Вдруг однажды утром показался большой караван тяжело нагруженных носильщиков. Во главе их ступал Тентитль и с ним еще другой великий мешикский касик, Кинтальбор. Приблизившись к Кортесу, послы преклонились, дотрагиваясь рукой до земли у его ног и целуя ее, затем нас всех окурили из кадильниц, а потом повели учтивую речь, полную приветствий и пожеланий, пока не дошли и до принесенных подарков.
Разостлана была большая циновка, на нее наложили разной хлопчатобумажной материи, а затем стали извлекать чудесные предметы. Прежде всего диск из чистейшего золота, но величиной с колесо повозки. На поверхности его было изображение солнца и людей, исполненное с великим умением. Затем появился второй диск, еще больших размеров, но из серебра и с изображением луны. Попросив шлем у Кортеса, послы доверху наполнили его золотым песком, добытым, по их словам, прямо с приисков. Нам этот подарок казался бесценным, так как давал уверенность, что в этой стране действительно добывается золото. Далее на циновку легли золотые звери и птицы, искусно сделанные и очень красивые, ожерелья и браслеты, опахала и веера из перьев удивительного зеленого цвета и несколько тюков тончайшей материи. Передавая все это, послы просили Кортеса принять дары столь же благосклонно, сколь они были посланы великим Мотекосумой, который искренне рад прибытию чужаков.
Но невзирая на ласковые слова, Мотекосума явно не желал встречаться с нами, силясь откупиться дарами. Кортес же был настойчив. Неоднократно он благодарил послов и наградил их двумя рубашками голландского полотна, синими бусами и другими мелочами, а перед отъездом их дал им еще для Мотекосумы бокал флорентийской работы с позолотой и рисунками. Послы отбыли. Для нас вновь потянулось ожидание.
Оно давалось нам тяжко, ибо хлеб наш плесневел, в мясе заводились черви, а продуктов, нам поставляемых, было не так и много. Меж тем до возвращения послов случилось еще одно весьма важное событие: в лагере появились пятеро индейцев. По языку и одежде они не походили на мешиков. Особенно удивил нас их обычай прокалывать нижнюю губу в нескольких местах и вставлять в нее куски цветного камня и золотые пластинки. Подобным образом были изукрашены и их уши. Ни донья Марина, ни Агиляр не понимали их языка, и только когда двое из них стали говорить по-мешикски, разговор завязался. Кортеса и нас они приветствовали от имени своего владыки, который прислал их сюда, так как думает, что столь отважные люди принесут немало пользы и ему. Пришли бы они и раньше, да опасались мешиков, с которыми враждовали издавна. Много полезного узнал Кортес от них о противниках и врагах Мотекосумы, которых оказалось немало. И предвидя грядущие сложности, Кортес обращался с послами хорошо и просил как можно скорее опять вернуться.
– Предатели! – не сдержал гнева Тлауликоли. И он имел на то право, ибо многие, с кем случалось встречаться Кортесу, стали после помогать нам и воевать против мешиков.
Но как можно было винить их, живших в вечном страхе пред кровавыми идолами Мешико?
Однако на эти мои слова Тлауликоли, обычно весьма сдержанный, ответил вспышкой гнева.
