свою вещь…

Человек вновь сел на краю, свесив ноги в колодец. Вот бы подпрыгнуть, вцепиться и сдернуть психа. А потом накрыть его пледиком и сверху сесть, прижимая глотку коленом. И сидеть, пока он, урод, не перестанет дергаться.

– И я очень ценю твою заботу.

А можно дождевик на лицо накинуть и затянуть, как в кино показывают, чтобы пластик прилип второй кожей.

– Но мне здесь очень плохо. Холодно. И грязно. Я скоро заболею. Видишь, уже кашляю. И горло дерет. Ты же не хочешь, чтобы я заболела?

– Мне все равно.

Кто бы сомневался.

– И я поняла, о каком долларе ты спрашиваешь. О том, который Олег все время носил при себе. В бумажнике. Так?

– Да.

– Я просто сначала понять не могла. А теперь вот поняла. Такая крупная серебряная монета. С одной стороны орел на ней, а с другой – голова женщины. И еще звездочки. И цифры. Это он?

– Да, – повторил похититель, добавив: – Верни.

– Как я его верну? Он у Олега. Олег всегда носил с собой. Он мне только посмотреть и позволял, а чтобы потрогать, так нет. Я вот всегда думала, что в этой монете особенного. Ты не знаешь?

– Знаю.

Спокойно. Он урод и псих. И пусть каждое слово приходится вытягивать клещами, но чем больше Марина говорит, тем крепче между ними связь.

– Расскажи. Пожалуйста. Тебе ведь не сложно, а мне интересно.

Молчание. Уйдет? Останется? Станет разговаривать или снова зациклится на одной фразе?

– Это… это счастливая монета. Она удачу приносит. Не всем. Тем, кто не боится рисковать. И убивать. Я не боюсь. Я как они. Остальные – расчетливы. А я – как они.

– Как кто?

Он еще больший шизик, чем ей казалось. Ничего, Мариночка справится. Мариночка выберется отсюда и… и выйдет, наконец, замуж. За кого-нибудь! Чтобы свадьба, платье и фата.

И рука, вцепившаяся в тюль.

Нет, прочь кошмары. Никаких рук. Никакой фаты. Будет шляпка. Шляпка – тоже красиво.

– Как Бонни и Клайд.

Это кто такие? Марина что-то слышала, но…

– Они были лучшими. Особенными. Они жили ярко и умерли красиво. О них все помнят. И меня запомнят. А знаешь, почему?

– Потому, что ты – как они. Особенный.

– Да.

– Этот доллар принадлежал им?

– Да. И нет. Дьяволу. Дьявол купил две души за одну монету. И сказал – вот вам удача, сколько удержите. Держали от души. Много. Долго.

– А что потом?

– Потом их убили. И это тоже правильно. Нельзя уходить с небосвода, потому что тогда только забвение. А чтобы помнили вечно, нужно умереть. Красиво. Знаешь, что написано на могиле Бонни Паркер?

Откуда? Она же нормальная, в отличие от некоторых, но Марина заставила себя улыбнуться – пусть ему улыбка и не видна – и спросила:

– Нет. Скажи, пожалуйста.

– «Как цветы расцветают под лучами солнца и свежестью росы, так и мир становится ярче благодаря таким людям, как ты».

– Очень красиво. И романтично. Они ведь любили друг друга?

– Да.

– А ты?

Молчание. Ощущение, что нить разговора вот-вот лопнет. Нет! Не смей уходить! Марина не желает оставаться в одиночестве и засыпать, рискуя попасть в сон-яму. И чтобы спастись, Марина торопливо заговорила:

– Если ты хочешь быть, как Клайд, то тебе нужна Бонни. Это ведь будет правильно, так? Если монета за две души, то с одной она работать не будет!

Человек вскочил на ноги.

– Да! Это же объясняет! Это все объясняет! Ну конечно же. Двое. Аверс и реверс. Как у монеты. Одна сторона или вторая. Кто ведет? Никто. И оба. И нельзя, чтобы только один. Не бывает односторонних монет и не бывает односторонней удачи. Чушь, чушь, чушь…

Он описывал круги, и тень скользила по стене колодца. Иногда она исчезала, иногда вытягивалась, почти добираясь до Марины.

– Бонни и Клайд. Или Клайд и Бонни? А если бы не встретились? Им тоже показала монета. Соединила. Олежка… Олежка догадался. А Веры нет. Есть Варя.

Точно, Олежкову жену звали Варенькой. Варварой.

Варвар она, если наняла этого ненормального, чтобы от Марины избавиться.

– Но сама. Не по знаку. И что? А то, что не считается. Если знака не было, тогда не считается! – выкрикнул он. – Вера! Верочка… Марина? Марина!

– Я тут.

Идиот. Куда ей деваться.

– Ты знак? Монета. Какая она?

Осторожно, опасное место. Как лед на весенней реке. Мутное зеркало, которое трещит под ногами и в любой момент грозится треснуть.

Какая… обыкновенная. Для Марины, но не для этого придурка, который замер наверху в нетерпеливом ожидании.

– Она… она…

Ну же, что в голову приходит? Слушаться надо инстинктов. Если хочешь выжить. Хочет ли выжить Мариночка? Хочет.

– Она горячая! Как только в руках удержать. Но я держала недолго. Он отобрал.

– Отобрал, отобрал, – эхом отозвался ненормальный. – Олежка отобрал. А знак был… был… где доллар?

– Не знаю!

– Где?

– У… у Олега.

– Нет!

– Да!

Стоять на своем.

– Он никогда больше не позволял мне прикасаться к монете! Никогда, слышишь? И всегда с собой носил. В бумажнике.

– В бумажнике? Там пусто было. Украли! Сволочи. Кто? Ты? Нет. Знак был. Нет Клайда без Бонни. Нет Бонни без Клайда. Твой умер. Плохо… ты смешная. Жаль.

– Стой! Ты куда?! Погоди!

Но наверху уже никого не было.

Малыш Джонси

Разговор, которого не было

В одном месте мы никогда не задерживались надолго: слишком рискованно. Это была жизнь на бегу, без малейшего шанса на остановку. На бегу ели, на бегу и спали, сменяя друг друга за рулем. Когда одежда превращалась в дерьмо, мы сдавали ее в прачечную, а сами уезжали в другое место. За одеждой

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату