личности. Modus vivendi. Альфа и омега.
Возвращение – гибель разума.
Точка.
Адам заставил себя подняться и пройтись по комнате. Он останавливался рядом с каждым предметом в ней, брал в руки или прикасался, знакомясь с вещами.
Неровная занозистая поверхность дерева. Сухость старого лака. Скользкий бок самовара с крапинами ожогов. Пепельница – стекло. Она пуста. Половицы хрустят. Под кроватями – серые клубки пыли.
Кухня. Шершавая печь, от прикосновения к которой на пальцах остается белый след. Мел забивает папиллярные линии, стирая отпечатки.
Разве здесь твое место, Адам?
Возвращайся.
Нет.
Осмотр продолжается. Кастрюля. В ней вторая. Комплекты разные. Крышки сидят неплотно. Сталь тонкая, китайского проката. На днище – следы копоти. Котелок. И черный шлем с трещиной. В отличие от кастрюль шлем в пыли, но сквозь нее видны характерные потеки на внутренней поверхности.
Шлем Адам вернул. И сам же вернулся в комнату. Занавесив окно – сквозь тонкие шторы просвечивал непривычный мир, – Адам взял трубку.
Чужой телефон. Неудобные кнопки. Слишком крупный дисплей. Но это не имеет значения для исполнения основной функции.
Номер Адам помнил наизусть.
– Геннадий Юрьевич? – спросил он, когда связь установилась.
Не связь – невидимый поводок между двумя людьми, с помощью которого один способен воздействовать на другого.
– Это Адам. Тынин.
В трубке раздалось урчание, и раздраженный – этот человек всегда пребывал в какой-то крайней степени раздражения – голос произнес:
– Выпустили уже?
– Выпустили, – Адам коснулся стены.
Скользкая плитка, отлитая из молочно-белой керамики.
– И чего?
– Черные туфли-лодочки. Верх – телячья кожа. Внутренняя отделка – шелк. Размер тридцать девятый. Легкая асимметрия стоп с доминирующей правой. Ваша работа?
Стена щелкнула и подалась под пальцами.
– И что?
– Я нуждаюсь в подтверждении или опровержении. А также в информации о заказчике…
– На хрена? – поинтересовался Геннадий Юрьевич и срыгнул. – Или ты там совсем свинтился?
Плитка стала под острым углом к стене. За ней имелась дыра как раз такого размера, чтобы просунуть руку. Адам просунул и уперся во что-то жесткое и мерзостно-липкое.
Следовало бы надеть перчатки.
– Возможно, ваш клиент…
– Псих он, а не клиент. С кровати поднял. Денег кинул. И ботинки ношеные приволок. Типа, по ним делай. А я чего? Я и сделал. Денег-то неплохо кинул… неплохо…
В трубке захрустело, и звук этот неприятно резанул по нервам.
– Имени не знаю, фамилии тоже, – продолжал отчитываться Геннадий Юрьевич. – Харя средней паршивости. И возраст средний. Вообще невзрачненький типчик. Сильно накосячил?
– Сильно, – признался Адам, которому все-таки удалось подцепить неизвестный предмет.
– Пон-я-я-ятненько… Заказ вообще-то бабень забирала. Вот она – ничего. И на копытах у нее не хрень китайская, а Raffiaswoon от Stuart Weitzman. Причем оригинальненький… Тряпье соответствует. И морда шлифованная, но без фанатизму.
Если бы вещи обладали волей, Адам сказал бы, что предмет не желает покидать убежище. Он то и дело застревал, вынуждая раскачивать его, как осколок в ране.
– Я сказал бы, что дамочка из модельной тусовки. Не сама, конечно, рожей торгует, но рядом держится.
– Рост? Типаж? Особые приметы?
Чем сильнее сопротивлялся предмет, тем крепче становилось желание выковырнуть его.
– Ну… загнул, – Геннадий Юрьевич всхрапнул в трубку. – У тебя, Тынин, совсем мозг выморозился. На кой мне ее особые приметы? Размер ноги тридцать пятый. Сойдет?
– А рост? Цвет волос? Типаж?
– Господи… да ты прилипчивый, как скотина. Пиши. Рост средний. Волосья рыжие, но может статься, что и парик. Глазья зеленые. Белая. Ну в смысле не китайка там.
– Кожа?
– Кожистая кожа! – рявкнул Геннадий Юрьевич. – Пудреная.
– Светлая или смуглая?
– Загорелая.
Женщина среднего возраста среднего роста европейской внешности. Волосы рыжие, крашеные. Естественный оттенок неизвестен. Глаза предположительно, зеленые. Размер ноги – тридцать пятый. Финансово обеспечена. Предположительно связана с модельным бизнесом. И совершенно точно имеет отношение к человеку, который отправил Дарье туфли.
Дарья расстроилась, хотя и пыталась скрыть эмоциональные переживания.
В трубке раздались гудки. Геннадий Юрьевич предпочел закончить разговор, доставлявший неприятные ощущения, и следовало радоваться, что он хотя бы на вопросы ответил.
Адам вернул телефон на стол и все-таки вытащил предмет из тайника.
Шкатулка. Высота пять сантиметров. Длина – пятнадцать. Ширина – семь. Изготовлена из дерева, покрыта лаком. Вследствие неправильного хранения лак потускнел.
Бумажной салфеткой Адам очистил шкатулку от пыли. На боковинах и крышке проступил узор – белые и голубые розы. Крышка откинулась легко, продемонстрировав винно-красную обивку. Однако Адама заинтересовала не она – фотографии на дне шкатулки. Их было несколько, перетянутых крест-накрест узкой лентой.
Снимки Адам разложил крестом, и в центре оказалась фотография темноволосой коротко стриженной девушки. Острые черты лица и манера смотреть словно бы искоса кого-то напоминали, но Адам не сразу понял, что напоминали они Дарью, но очень молодую, шестнадцатилетнюю, с которой он сам, Адам Тынин, не был знаком. Но только Дарья умела улыбаться вот так широко и не стеснялась этой улыбки. И вот эта поза ее – характерная, в три четверти оборота. Голова поднята, руки скрещены на груди, а левая нога выставлена и полусогнута в колене.
Но при всем внешнем сходстве девушка не была Дарьей.
Вопрос: что в данном случае имеет определяющее значение – сходство или различие?
Адам сложил фотографии и, перевязав лентой, спрятал в шкатулку. А шкатулку убрал в тайник. Новые обстоятельства требовали оценки.
На крышу Елена поднялась сама. Ей было тесно в доме. Комнаты вдруг стали маленькими, захламленными. Елена открыла все окна, но легче не стало.
Наверх!
Она выбежала на лестницу, взлетела на последний этаж и с восторгом увидела приоткрытый люк.
Черная крыша с ободком-парапетом. Лес антенн и проводов. Битое стекло и куски кирпича. Чья-то тетрадь, придавленная камнем. Лежит, верно, с прошлого года, промокала не единожды, высыхала не единожды. Листы стали ломкими, а буквы стерлись.
Елена убрала камень и взяла тетрадь в руки.
– Я отпущу тебя, – пообещала она, проводя мизинцем по грязной обложке.
Елена села на парапет и, вырвав из тетради лист, принялась складывать самолетик. Закончив, она столкнула его вниз и смотрела, как он падает, кувыркается, пытаясь зацепиться куцыми крыльями за
