воздух.
Листов в тетради оставалось еще много.
Когда-то точно так же облетали листья. Клен, совсем как человек, лысел с вершины. Темно-бурые листья отламывались тяжело, падали вниз и кувыркались на ветру. Лишь у самой земли кувырки переходили в скольжение, и листья прятались под днище старенького «ЗИЛа».
Елена – Леночка – собирала их, выискивая те, которые без червоточин, но с выпуклыми, восковатыми жилками. Сушила в газетах, придавливая сверху энциклопедиями, а потом, уже сухие, складывала.
У матери листья вызывали раздражение. Бабка просто терпела Леночкины чудачества.
Как-то давно все… ушло все… и Леночка ушла. Скоро наступит время Елены. Ветер тронет ее, пробуя на крепость, потом ударит со всей силы, обрывая тонкие жилы между настоящим и прошлым. Он толкнет ее в будущее, непрочное, как осенний воздух, и спрячет в складках времени.
Навеки.
Это же так просто. Очевидно.
Елена держала на ладони последний самолетик.
– Лети, – приказала она шепотом, стряхивая самолет в пропасть.
Смотреть, как он падает, Елена не стала. Она поднялась, прошлась по краю крыши и, добравшись до угла, остановилась.
Еще не время: ветер только набирает силу.
Еще не время. Но время – рядом.
Совет устроили в саду. Старые яблони сплетались ветвями в узорчатый полог. В прорехи листвы лился свет, и клеенчатая скатерть пестрела белыми горячими пятнами. Гудели шмели. Пахло свежестью и землей. И запахи были столь сильны, что пробивались сквозь кордоны насморка: здравствуйте, последствия предыдущей ночи. Вот она, расплата за ковбойство и прогулки под дождем.
И ведь что обидно: никто больше не болеет. Адам мрачен, как сыч, но вроде здоров. Артем, наоборот, неестественно весел, но тоже здоров. А у Дашки насморк.
– Итак, что мы имеем? – задал риторический вопрос Артем, открывая заседание хлопком по шее. – Во- первых, Анна Кривошей и ее самоубийство, в котором появились новые обстоятельства.
На скатерть легла добытая Дашкой фотография.
– Во-вторых, Антонина Кривошей, в девичестве Малышевская, и еще одно самоубийство.
Адам устроился под низкой веткой, и листья касались его макушки. Когда Адам шевелился, листья тоже шевелились. Сейчас он подался вперед, водрузил локти на стол, а руки сцепил замком:
– У нас нет материальных свидетельств данного происшествия, равно как и связи его с фотографией.
Тонкий намек на то, что Адаму могло привидеться. Дашка намек поняла, а вот Артемка мимо ушей пропустил, уж больно нравилась ему руководящая позиция.
– В-третьих, Дашка, твои фотографии…
Выразительный взгляд, в котором читается предупреждение.
– Я самоубиваться не собираюсь, – буркнула Дашка. – И вообще… высоты боюсь.
Это было ложью. Не боялась она никогда. Подходила к краю крыши безбоязненно. Когда? Когда-то наверняка подходила. И смотрела вниз, видя черное асфальтовое поле с разноцветными машинками.
Дашка моргнула. Это не ее воспоминание!
А чье?
– Теперь по тому, что Адам накопал. Ищем усредненную женщину с маленькой ножкой и любовью к дорогим нарядам. Предположительно наш объект связан с модельным бизнесом. Так?
Ему нравится играть в сыщика, кажется, что это – не по-настоящему, что имеются только факты, которые необходимо сопоставить, и логические загадки. А люди, которые где-то между фактами и загадками, не важны. Дашка понимала этот азарт и жалела Темку: когда-нибудь он не успеет разгадать загадку и получит труп, а с ним – и чувство вины за нерасторопность.
Дашка накрыла солнечное пятно рукой. Свет согревал, он проникал сквозь кожу, окрашивая ее нежно- розовым. Красиво, как небо на закате.
С крыши закаты видны лучше.
– Ну и я… вот, – Артем достал блокнот и вырвал страницу. – Адреса. Все, которые раздобыть получилось. Его и вправду Максимом звали. Макс Негодин. Макс Нег. Это псевдоним.
На бумажке полтора десятка пунктов. Все перечеркнуты.
– Я проверил. С одной квартиры он в феврале съехал, а с этой – месяц назад. Полгода назад. Пять месяцев…
Максим. Надо бы Вась-Васе сообщить про имя и про другое. Это будет правильным и в рамках законодательства, но Дашка уже нарушила законодательство, так стоит ли дергаться?
– У него была своя квартира, но он ее продал, – Артем делает паузы между фразами. Ждет похвалы, и Дашка хвалит:
– Молодец. Хорошо поработал.
Вряд ли сам. Что говорил? Знакомая есть? Какая-нибудь дамочка бальзаковского возраста, безнадежная в своем стремлении обрести личное счастье. Совсем как Дашка.
– Частая смена мест жительства при отсутствии явной мотивировки в виде патологической страсти к переменам свидетельствует о наличии мотивов иного порядка, – Адам нарушил молчание.
– Страх, – Дашка подвинула бумагу к себе.
А почерк у Артема аккуратный, женский почти. Особенно завитушки в буквах «щ» и «б» смешными получаются.
– Если он от кого-то бегал, то почему оставлял адреса Людочке?
Значит, ее Людочкой звать. Людмила. Или Людмила Ивановна с толстой косой, в которой набралось уже седины. А может, у нее стильная стрижка и очки в квадратной оправе, говорящие о свободе взглядов и исключительности мировоззрения.
Дашка, ты ревнуешь?
Ничуть.
– Кто такая Людочка?
Спасибо, Адам, за вопрос. Дашке самой интересно было бы узнать, кто же такая эта Людочка.
– Замдиректора галереи «Пегас», – ответил Артем. – Выставками занимается. Иногда выступает как агент. Она говорит, что Макс ее достал.
Бедняжка.
– То есть профессиональная заинтересованность в данном контакте? – уточнил Адам.
– Ага. Он о выставке грезил. Только Людочка говорит, что у него уровень средненький. Не без способностей, но…
А это у нас что? Самодовольство? Неужели Темке Людочка говорила другое? Например, что Темка талантливый и себя на пустяки растрачивает? Что, возьмись он за ум, мог бы добиться многого? Естественно, с Людочкиной помощью. А помочь она была бы рада.
Берегись, мальчик Темка, альфонс с принципами, не то придется принципами поступиться.
– Итак, имеем конфликт мотивов: страха и желания профессиональной самореализации. Я могу предположить, что данный субъект доверял вашей знакомой и надеялся на ее помощь в будущем. Вследствие чего предоставлял ей актуальные контактные данные. Таким образом, нам необходим последний адрес из списка.
Логично. Но Дашка чует подвох.
– Съехал. Месяц назад, – повторил Артем, улыбаясь во всю ширь. – А куда, Людочка не знает.
Какая жалость.
– Поэтому лучше сосредоточиться на женщине, которая забрала заказ.
И через нее выйти на Дашкиного поклонника-извращенца. Дашка не против. Конечно, с крыши прыгать она не собирается – да и крыша у Темки не та, чтобы самоубиваться, – но, если урода найдут, Дашке будет спокойнее.
– Еще кое-что, – Адам смотрел на Дашку. – Необходимо провести эксгумацию останков Анны Кривошей.
