Этим вечером озеро было спокойно. Раскинулось, растянулось темной лужей, отражая и кособокую луну, и звезды, дрожало мелкой рябью, выдавая чье-то присутствие там, в глубине вод; вздыхало, шелестело рогозом, клонилось под порывами ветра. Кричал козодой, ухала сова, звенело комарье, и все ж таки спокойно было здесь. Мирно.
Человек появился на берегу где-то около полуночи, шел он не со стороны Погарья, а с дач, осторожно крался, стараясь оставаться в тени, а когда выпадало открытое пространство, преодолевал его перебежками, некрасиво пригибаясь к земле.
– Эй, – шепотом сказал он, добравшись до берега. – Ты тут? Я пришел.
Прислушался, потянулся было за сигаретами и даже достал одну, сунул в рот, щелкнул зажигалкой, но в последний момент прикуривать передумал. Так и стоял, выжидая, жуя горький фильтр да отмахиваясь от гнуса. Когда устал стоять – кинул на землю рюкзак и, примяв его руками, уселся сверху. Он не нервничал, не злился, наоборот, доведись кому подобраться настолько близко, чтобы разглядеть лицо человека, он удивился бы выражению – отрешенному, задумчивому, но вместе с тем очень довольному.
Время шло. Небо темнело, затягиваясь тучами, каковых с вечера и не было, где-то вдалеке, по-над черной полосой леса, блеснула зарница, донесся слабый удар грома.
– Ма-а-а-ма, – вдруг раздалось в зарослях. – А-а-а-ах.
– Ну-ну, – только и ответил человек, засовывая раскрошенную сигарету в карман длинной куртки. Поднялся, одернул рукава и, закинув рюкзак на плечо, решительно направился на звук.
В этом месте берег выдавался узкой песчаной косой, на которой влажно блестело несколько валунов. Мелкие волны упрямо наползали, облизывая каменные бока и раз за разом срываясь, оставляя водоросли, ряску, а когда и мелкие, легкие ракушки. Они-то и похрустывали под сапогами идущего.
– Ах-ах-ах, – вздыхал кто-то. – Ты-ты-ты...
– Пришел я. – Человек остановился у самой кромки воды, оглянулся – на песке осталась цепочка следов, которые стремительно заполнялись водой. – Как договаривались.
– Нет-нет-нет!
– Смотри, дурить будешь, все про тебя расскажу, – пригрозил он, скидывая рюкзак на один из камней. Сноровисто расстегнул лямки, слегка завозился с узлом на горловине, а справившись, вытащил картонную коробку из-под обуви, перевязанную бечевкой. Поднял над головой:
– Вот, видишь? Тут все про тебя. Выходи.
– Нельзя, – капризно произнес женский голос из темноты. – Уйди.
– Не-а, нашла дурака. Меняться давай: я тебе – документы, а ты мне – карту.
– Жа-а-адный.
– Практичный. И давай-ка, милая, поскорее, я тут и так часа два уже проторчал, тебя поджидая. Нехорошо опаздывать.
– Злой.
– Мне что, тебя еще и уговаривать? Нет, красавица, так не пойдет. Не хочешь – не надо. Мое дело маленькое, я и с этого – он потряс коробкой, в которой что-то звякнуло, зашуршало, покатилось, – свое поимею. Ну а твои проблемы, сама понимаешь, мне малоинтересны. Так что, уходить?
Резкий порыв ветра пронесся по-над водой. Зашелестело, захлопало крыльями, взвыло.
– Э, мы так не договаривались! И шуточки твои на меня не действуют, слышишь? Я вообще вооружен!
Тишина. Черное-черное небо, в прорехах туч редкие звезды – подмигивают издевательски, приглядываются. И жутью как-то сразу и вдруг повеяло, беспричинно, необъяснимо, парализуя мышцы, вызывая к жизни самые стойкие, детские страхи.
Человек вдруг поймал себя на мысли, что у него дрожат руки. И во рту пересохло. И не нужны ему деньги и книга Брюсова, убраться бы и подальше, домой... или на станцию. А там и в Москву. Нет, он не поддастся, не позволит этой сделать из него тряпку, не зря ж он столько времени потратил.
– Уходи, – мягко попросил голос.
– Я-то уйду, – ответил он, засовывая коробку обратно в рюкзак. – Я-то уйду, да только ты, милая моя, сядешь, и надолго. За все, что раньше сделала. Ты...
Договорить он не успел, как и обернуться: удар обрушился сзади, но пришелся вскользь, по макушке, опрокидывая на песок, но не убивая.
– С...
Второй удар, вдогонку, попал по плечам, заставляя заорать от боли. Пытаясь защититься от третьего, человек выставил руки, и даже отпихнул нападавшего, и даже поднялся на колени, с тем, чтобы вскочить, убежать, но... пятый, шестой, седьмой... да кто их считал, удары. Разве что разбуженная воплями выпь, заревевшая с перепугу дурным голосом, заглушила слабые стоны умирающего.
Потом и она успокоилась, примолкла и распушила перья, принимая первые капли дождя. Гроза этой ночью была вовремя, гроза смыла и следы на песке, и кровь, и даже отпечатки пальцев, хотя убийца снова заботливо протер березовое поленце тряпкой.
– Слушай, а куда он поперся, на ночь глядя? – Ксюха прижалась к стеклу, норовя разглядеть что-то в темноте. – Теть Оль, свет выключи, а то не видно ни черта.
Ольга выключила и тоже к стеклу прилипла, прижалась лбом, подбородком, носом, как когда-то в детстве, когда сидела и ждала маму... или Юльку. Маму чаще.
– А может, это он? – Ксюха говорила шепотом, хотя, кроме их двоих, в доме никого и не было. – Ну, убийца – Вадик.
– Зачем ему?
– Псих потому что.
– Да не похож...
– А ты думаешь, у него на лбу должно быть написано: «Я маньяк»? – резонно возразила Ксюха. – Его бы тогда бабка на работу не взяла.
Разговор этот являлся закономерным итогом странного поведения Вадика, который тихо собрался и куда-то ушел. Конечно, в самом факте не было ничего удивительного, все-таки дача – не тюрьма, но ведь... ведь ночь, и гроза собирается, и до сего дня Вадик, при необходимости отлучиться, предупреждал. А тут оделся и вышел. Тихо так, если бы не Ксюха, вовремя в окно выглянувшая, они бы и не заметили...
– Вот придушит кого-нибудь, а потом вернется и будет говорить, что из дому носу не высовывал, – подытожила Ксюха. – Мы, типа, его алиби. Я знаю, читала.
– Надо позвонить твоей бабушке.
– Не надо. Она не поверит, скажет, что мы с тобой – две дуры...
«...И будет права», – мысленно отметила Ольга.
– А Вадик у нее пять лет служит. Без нареканий. Ангел чисто.
В окно ударили первые капли дождя, громыхнуло, полыхнуло белизной первой молнии, на втором этаже что-то лязгнуло, звякнуло. Точно, окно на балкон не закрыли!
– Стой. – Ксюха схватила Ольгу за руку. – Вдвоем пойдем... я, это... боюсь.
– Я тоже.
Поднялись, управились с окном, запутавшимся в занавесках, закрыли, придвинув на всякий случай столик, – Ксюха тут же предложила забаррикадировать на всякий случай и входную дверь, но потом сама же отмела мысль как неразумную. Зато выдвинула взамен другую, разумную.
Нужно обыскать комнату Вадика.
– Нет, – ответила Ольга.
– Ну тетя Оля, мы ж тихонечко, осторожно, заглянем и все... его же нету, так? А если он и вправду
