Разная. На радугу похожа, синий лед на кончиках пальцев, прикоснись и разлетятся вдребезги. Красный огонь в мышцах, зеленый яд в крови, и желтый — в легких. Цветов много, они яркие и разрывают тело, воюя за каждый не разукрашенный болью участок.
— Бедный. Совсем плох. — Мика вставляет иглу в вену, позволяя туману чуть-чуть ослабить мучения. — Что же он не убил тебя, когда уходил? Или Карл и вправду так сентиментален, как говорят?
— Н-не знаю.
— Не знаешь. Никто не знает. И не узнает. Марек их убьет. Сначала стравит между собой, а потом убьет. Я предупреждала Рубеуса, предлагала вариант… кому другому и слова ни сказала бы — каждый выживает, как умеет. А его я любила.
— Это не любовь, — Фома подумал, что может быть, если она достаточно разозлиться, то убьет. — Это жадность.
— Пусть так, — согласилась Мика. — Жадность… неплохое определение, человек. Честнее, откровеннее, понятнее, а любовь придумали вы, чтобы оправдать собственные слабости. Я не хочу быть слабой и подставляться под чужие удары. Лучше бить самой, на упреждение… и не говори, что тебе меня жаль, что я просто не сумела переступить через свою ненависть. Слышала уже. И знаешь, чего не понимаю?
— Чего? — послушно спросил Фома. Лекарство почти полностью уняло боль, но если Мика сейчас вспомнит, отвлечется от беседы и вынет иглу, боль вернется.
— Почему я должна переступать? Прощать кого-то? Забывать о том, как жила и кем была? Проявлять милосердие, не ожидая ничего в ответ? Принципы самоубийцы. У выживания другие…
Мягкий звон просачивался сквозь толстые стены Саммуш-ун, сначала успокаивающе-ласковый, он нарастал с каждой секундой, заполоняя все пространство. Выше, выше, тоньше, до огненной иглы в ушах, до крови в горле, и темноты… накрыла, укутала… успокоила.
Глава 13
Рубеус
Это походило на убийство, медленное и жестокое, Мертвый ветер охотно пожирал энергию, расправляя крылья, Анке слабел. Он не оказывал сопротивления, доверяя тому, кому привык верить, и оттого было тошно втройне. А потом пришла волна, и стало не до жалости: лишь бы выжить, выстоять, не позволить пройти дальше… этому не было названия. Сила против силы. Стена. Равновесие. Минута вечности, мгновенье тишины, четкие линии, яркие краски, словно специально для того, чтобы запомнить. Последние капли энергии, уже не Северного ветра, а своей собственной. Холод. Жажда. Смерть.
Взрыв.
Темнота собирала тени, смутные, расплывчатые, обожженные искусственным солнцем. Их движение вызывало боль и тошноту. Горячий камень. Рот полон крови, кажется, пары зубов не хватает, и со зрением что-то не то.
И с замком. Хельмсдорфа больше не существовало. Уцелела лишь одна из башен и часть двора.
— Жив? — Карл сидел, прислонившись к камню. — Поздравляю.
— Получилось?
Подняться на ноги не вышло, поэтому Рубеус последовал примеру Карла: сел, прислонившись к обугленному камню, стараясь не думать о том, чем это раньше было.
— В какой-то мере. Наверное. Волна пошла, но не сплошная, поэтому… — вице-диктатор облизал губы. — Будут разрушения, но без… глобального. Если… во второй раз… не ударит…
Карл закашлялся, резко, долго, почти складываясь от кашля пополам. Похоже, ему крепко досталось.
— А где Марек?
— Без понятия. Думаю… в аду. — Вице-диктатор поднял руку, демонстрируя пистолет. — Обидно… умирать… когда враг… выживает. Он, сука, специально… все вытянул… до капли… чтобы я сдох… получилось… только и у меня тоже. Пуля в голову… пока не очнулся…
Силы возвращались. Хватило на то, чтобы на четвереньках доползти до Карла. Тот, выронив пистолет, пробормотал:
— А мораль… засунь себе… в задницу. Я победил.
— Победил.
Карл улыбнулся и, облизав губы, сказал:
— Тебя тоже хотел… был бы у самого шанс выкарабкаться, ты бы не очнулся, а так… смысла нет… Марек — другое… старые счеты… так что, живи… Х-хранитель. — Карл начал заваливаться на бок, Рубеус едва успел подхватить его.
— Подожди, там аптечка должна быть… или еще что-нибудь.
Мысль о том, что вице-диктатор может просто взять и умереть, казалась почти кощунственной.
— Сиди… не поможет. Изнутри выжгло. И с головой что-то… посмотри… здесь.
Содранная кожа, слипшиеся волосы, серый осколок, каменной иглой пробивший череп, чтобы выйти чуть повыше виска. Карл на сообщение отреагировал спокойно, даже попытался плечами пожать.
— Случайность… блядская случайность. Не трогай, хуже будет… Саммуш-ун проверишь… хороший замок… Люту отдай, толковый… если жив еще. И там на северо-востоке… деревня… мальчишку найди… Дэка… интересный… случай.
— Эксперимент?
— Эк… сперимент, — подтвердил Карл. — П-присмотри. А жалость свою… туда же, куда и мораль…
Карл прожил еще час. Не то, чтобы он и вправду надеялся выжить, скорее уж врожденное упрямство не позволяло уйти без боя. Диктатора Рубеус нашел на краю площадки. Судя по виду Карл всадил в давнего врага полную обойму.
На черном небе медленно и робко, словно не до конца готовые поверить в тишину, проявлялись звезды. Анке доверчиво коснулся ладони… жив… хоть кто-то еще жив.
Фома
Он очнулся в темноте. Боли почти не было, и того чудовищно-высокого, разрушающего звука. Спертый воздух, запах каменной пыли и ощущение случившейся катастрофы.
— Ты жив, человек?
Мика наклонилась близко-близко. Резкий запах духов, мягкое дыхание, легкое прикосновение волос к коже.
— Ты жив, — на этот раз утвердительно. — Хорошо, что ты жив. А нас засыпало. Замок рухнул, и нас с тобой засыпало в этом подвале. Совсем засыпало, понимаешь?! Это конец и… мне страшно.
— Не бойся, — найти ее ладонь, разжать стиснутый кулак, стараясь не порезаться о когти. — Самое страшное уже закончилось, а завал… раскопают.
— И все-таки ты не понимаешь?! Несколько десятков тонн камня… и без помощи ветра… и после удара молота… кому будет дело до замка? Лет через сто, двести… я столько не протяну… я не хочу умирать, — Мика плакала. В темноте не видно ее лица, но Фома слышал всхлипы, и ладонь в его руке отзывалась дрожью. — Скажи, что я не умру.
— Не умрешь.
— Обман. Но все равно спасибо. Насколько здесь воздуха? День? Два? Ты раньше уйдешь, а я останусь, тут, одна и… — она всхлипывает совершенно по-детски. — Еще неделю если в сон уйти, но потом все равно смерть… или задохнусь, или от жажды… даже не знаю, от которой из них быстрее. Я не хочу снова в чулан…
У нее мягкие волосы и холодные губы.
— Не надо, — Фома отстранился.
— Я недостаточно красива, человек? — она обиделась, ощетинившись привычной злостью. И руку его
