тюрьму. Вот тогда уже начали давить на меня, чтобы я не Гитермана, а Трощенкова оговорил. И опять так же: ты скажи, что он тебя в безвыходное положение поставил, мы тебя и отпустим... А мне не себя жалко - вот этого мужика. Нет, говорю, врать не привык и теперь не буду. Тем более обязан ему и работой, и щитами. Покрутились-покрутились и отстали. Так что последние шесть месяцев ко мне в камеру никто и не приходил, никуда не вызывали. Я так и понял: материала для того, чтобы по закону меня посадить, у них нет, стало быть, решили свою власть мне так показать... Вот и сидел!
Подобно мне, Коваленко не может понять, почему колхоз не вправе нанять человека, если он берется сделать ту же работу, что и проектный институт, только втрое дешевле? И почему тот же человек не имеет права за деньги - а за что же еще? - разыскать для колхоза на складах сторонних организаций необходимые 'неликвиды', как те же электрощиты? В чем тут криминал? Кому было бы лучше, если бы дом стоял нежилой, люди ютились в старых домиках, а никому не нужные щиты гнили бы на складе? И зачем надо было у Трощенкова деньги отбирать? А если отобрали, то как его вторично наказывать? А конфисковывать-то имущество зачем, чем его семья провинилась?! И уж совсем никак не вытанцовывается его, Коваленко, личная заинтересованность, которая должна присутствовать в даче взятки. Только колхоз выиграл, сам он даже не стал переезжать в этот дом...
Меня это уже не удивляет. Я вижу в деле Коваленко такой же произвол, как и во всех остальных. Все здесь, от предъявления обвинений до вынесения приговора, словно бы одним штампом оттиснуто. И суть штампа одна и та же - беззаконие: что хочу, то и ворочу! Ведь это и областному суду было ясно, поскольку он сам этим же штампом пользовался.
Меня поражает другое - откровенное желание связать Коваленко с делом Гитермана. Просто, без выкрутасов: скажи - отпустим, не скажешь - будешь сидеть... Всем понятно, что никуда не отпустят, тут-то все и начнется, но приемы простые, в расчете на такой же примитив, как сами исполнители.
- Не били?
- Нет, что ты! До этого не дошло. Как увидели, что все страхи впустую, так и махнули рукой... Они ведь тоже понимают, с кем имеют дело. Было бы что-то за мной, глядишь, могли бы и напугать. А когда человек в своей совести уверен, его еще довести до отчаяния надо... Со мной у них не прошло.
- Говорили они, будто бы Гитерман сознался в получении от тебя взяток?
- Говорили. Несколько раз. Грозили очными ставками, если я не признаюсь. В общем, все не как в книгах! Дураки они там, что ли, сидят, что решили прицепиться к Гитерману? Могли бы, кажется, справки навести, что он за человек. А со мной просто наш прокурор решил старые счеты свести, вот для этого и вытащил закрытое уже дело. У них ведь тогда дисциплину подтягивать начали, пошло ужесточение законов, они и стали набрасываться на тех, кто им мешал. И обратного хода не было, иначе в отставку подавай. В общем, нами они свои дыры кое-как заткнули... Главным тут был Данков, я так считаю, а в моем деле и наш прокурор свои делишки решил обстряпать...
Мы проехали Колу, минуем сворот на Минькино. Сопки, дорога, заросли по обеим сторонам - все покрыто толстым, пушистым слоем снега, который матово серебрится в этот серый зимний день. Даже не верится как-то, что сразу после дождей легла зима. Впрочем, погода здесь переменчива, и загадывать бесполезно.
- Ну а Подскочий? Меня уверяли, что он действительно виноват в каких-то хищениях...
И тут мягкий, улыбчивый Коваленко неожиданно вскипает:
- Брехня все это! За Подскочего я не только руку - голову отдам! Не такой он человек, чтобы себе что-то чужое взять! Я его дела в подробности не знаю. Взяли его до меня, а когда я вышел - с ним уже рас правились, и он уехал. Так и не повидались! А мы друзьями были, еще когда он в Териберке работал: он - замом по флоту, я - по сельскому хозяйству. Да он меня сюда и перетащил с юга! Потом он в Белокаменку председателем ушел, а я здесь председателем стал... Нет, никогда не поверю, чтобы Геннадий мог нечестно поступить! Он ведь такой: костьми за колхозное дело ляжет, но ни денег, ни чего другого брать не станет. Я сразу сказал, что там, в Белокаменке, кто-то очень уж грязное дело состряпал. Скорее всего, Геннадий кому-то мешал. Вот кому - не знаю. Но от него постарались отделаться, и отделаться капиталь но, измарав всего его... Пожалуй, я даже догадываюсь, откуда там все началось. Подскочий - хозяин хороший и коммунист требовательный, но есть в нем один недостаток - излишне людям доверяет, слишком с ними деликатен. Стесняется он их, что ли? И все у него шло хорошо, пока он не взял себе в помощники Бернотаса...
- Бывшего директора МКПП?
Его самого, Бронислава Людвиковича. А что тебя удивляет? Бернотас до этого много где работал. В 'Энергии' он был капитаном, так его колхозники потребовали убрать во время путины, из района Атлантики снимали. Потом его кто-то Гитерману рекомендовал, тот взял его директором МКПП и сам же вынужден был его выгнать, там у него приписки обнаружили. Тогда его Подскочему подсунули. Я Геннадию говорил: зря берешь, намаешься. Ну а тот уже согласился, назад не пошел. Потом Бернотас в колхоз взял, меховой цех и своего дружка Куприянова перетянул, который его в МКПП сменил... Отсюда все и идет! Вот, посмотри, я специально для тебя этот номер захватил, чтобы ты понял, что там после Геннадия творилось...
С этими словами Коваленко достает из черной кожаной папки номер газеты 'Североморская правда', вышедший 13 ноября 1986 года. Вторую полосу почти целиком занял подготовленный североморским горкомом отчет 'О письме коммуниста Г.А. Маркиной в ЦК КПСС'.
Шрифт мелок, машину трясет, но я читаю с растущим интересом.
Экономист колхоза 'Северная звезда' Г. А. Маркина, исполнявшая в то время обязанности секретаря парторганизации, обратилась в ЦК КПСС с письмом, в котором вскрывались весьма неприглядные факты. Как то обычно случается, письмо ее из Москвы было переслано в Мурманский обком, оттуда - в Североморский горком и в МРКС. По письму была проведена формальная ревизия в колхозе, результаты ее были обсуждены на партийном собрании. Председателю колхоза Л.М. Олейнику и его заместителю Б.Л. Бернотасу были объявлены выговоры, инженеру отдела кадров Ю.Н. Алексееву - строгий выговор с занесением в учетную карточку, а самой Маркиной - простой выговор... 'за развал партийной работы'! Все как обычно, по отлаженному сценарию. Но Маркина решила не отступать и написала в ЦК вторично, указав, что проверка была поверхностной, подтвердившиеся факты во внимание не приняли, а потому просила еще об одной ревизии с представителями если не Москвы, то обкома. Обкому было некуда деваться, и пришлось колхоз ревизовать снова. Тому, что вскрылось при этой второй ревизии, и был посвящен газетный отчет.
Он был скуп, формален, избегал каких бы то ни было конкретных фактов, но даже те меры, которые вынуждено было принять бюро горкома, свидетельствовали о полном расстройстве колхозных дел. Если бы я хотел найти особо разительный пример, как отрицательно на колхоз повлияло осуждение его председателя, ничего другого не пришлось бы искать. Бернотаса и Алексеева было 'рекомендовано' освободить от занимаемых должностей; за бесхозяйственность и 'слабую организационную работу' председателю Олейнику объявлялся строгий выговор с занесением в учетную карточку. Поставлен был вопрос и о некоем А.М. Колеснике, 'развалившем работу цеха товаров народного потребления'...
- Это что еще такое? - спрашиваю у Коваленко.
- Меховой цех, в просторечии,- кратко отвечает тот.- Читай дальше...
После развала работы цеха Колесник этот был назначен... заместителем председателя колхоза по всем подсобным промыслам, по-видимому чтобы уже развалить их все. Не по этой ли причине меня не хотели допускать в меховой цех? В колхозе было вскрыто поголовное пьянство руководящего состава, нераскрытые пожары, незаконные увольнения, полный развал социальной работы... За общими формулировками рисовалась картина разрухи, начальственного произвола, сведения счетов, коррупции. Резко упало качество продукции молочного цеха, был 'завален' план рыбодобычи. И все это - за два последних года... - После того, как убрали Подскочего?
- Да. Это как раз убеждает меня, что он был виноват, но совсем не в том, за что его судили. Он позволил себя окружить разным людям, вроде Куприянова, о котором здесь почему-то ничего не сказано. Говорил я ему: не бери этот меховой цех, не соглашайся на него! От него вся зараза идет! Он же у меня был, и Куприянов был...
- Тот самый, что работал потом в МКПП?
- Тот самый, Николай Александрович Куприянов. Не знаю, откуда он появился, только сразу стал ходить в дружках у Бернотаса. Ведь когда решили делать этот меховой цех, чтобы там шить шапки, меховую обувь и меховую одежду для колхозников, сначала его предложили мне в колхоз. Я согласился. Заведовать
