- Раньше уберем горькое.
Хозрев хихикнул. Де Сези, не выдержав, залился серебристым смехом. Еще долго, хоть и были одни, шептались везир султана и посол короля. Наконец де Сези откинулся в кресле:
- Согласен и... концы в воду.
- Если их два, то один туда и другой туда. Шайтан подскажет Моурав-беку отказаться от войны с Габсбургами. Яма примет того одного и этого одного.
- Наши старания предвещают успех. Ба! Спокойно любоваться приобретенным - вот награда за энергию ума. Итак, второе поместье пополам.
- Пусть будет так, а не иначе. Ожерелье я сам тебе привезу.
- Великолепно! И я сам вручу его Эракле... Не могу отказать себе в удовольствии видеть этого Креза обнищалым...
- Машаллах! Если есть одно желание, не надо другого. Прими хороший совет, посол: будь осторожен. Нападай только тогда, если узнаешь, что втрое сильней его стражи.
Ночь напролет пировали в доме Саакадзе. Эракле, в большой тайне доставленный 'барсами' в Мозаичный дворец, сидел, как всегда, во главе скатерти, окруженный любовью и вниманием.
Единодушно определили: как только наступит подходящий час, Эракле со слугами отплывет в Венецию и там станет ждать гонца от Георгия Саакадзе. Возможно, пройдет год, два, отбушуют грозы и две фамилии встретятся в дорогой Картли, чтобы навек не расставаться.
Подарки, привезенные Русудан, Хорешани, Дареджан и Магдане, говорили о вкусе Эракле, ибо подходили не только к лицам женщин, но и к их характеру. Получили подарки Папуна и остальные 'барсы', и Эрасти, и Бежан, и Иорам. Слугам Эракле роздал турецкие деньги.
- Мой брат и господин Георгий, хотел тебе мое кольцо преподнести, но, увы, у нас разные пальцы.
И под одобрительные возгласы 'барсов' Эракле пристегнул к куладже Моурави застежку цвета морской воды. Автандил любовался кольцом, предназначенным отцу, но засверкавшим на его пальце.
Близился рассвет. На востоке ширилась оранжево-алая полоса, будто кто-то расправлял истамбольский пояс. Уже начинали петь птицы. Прощальный пир подходил к концу. Все молча встали, выпитое вино никого не опьянило, съеденные яства не вызвали удовольствия. Было тяжело расставаться с другом, встреченным на пути тяжелого странствия, с неповторимым Эракле.
Не желая смущать витязей, которые несомненно проявят слабость при прощании, женщины тепло простились с Эракле, выразив надежду на скорое свидание, и удалились раньше.
Хорешани искоса взглянула на Русудан; 'Неужели, правда, ее сердце в камень замуровано?' Никогда не изменяя установленному порядку, Русудан и сейчас позвала слугу и спокойно приказала наполнить в комнате Моурави кувшин свежей холодной водой и получше взбить мутаки. Хорешани отбросила четки:
- Непонятно, дорогая Русудан, почему четки липкими кажутся? Ага Халил уверял, что агат тверд, как гранит, а Дареджан оспаривает: мягче воска. Следят за мыслями, говорит, потому и форму меняют...
Никто ей не ответил. Дареджан тихо плакала. 'Счастливая, - подумала Русудан, - ей незачем сдерживать ни радость, ни горе'.
Где-то раздались едва слышные шаги Георгия. Их всегда улавливала Русудан: 'Значит, 'барсы' проводили Эракле до его развалин. Конечно так. Вот еще открылась дверь... Дато спешит укрыться. Вот осторожный скрип... Ростом боится потревожить кого-нибудь. Еще стук... Элизбар. Нет, он не один... Пануш, Матарс... В другую дверь Папуна вталкивает стонущего Гиви... А-а, Димитрий. Зачем вызывающе хлопнул дверью?.. Разве я поверю твоему спокойствию?.. А ты, Автандил, мой мальчик, напрасно едва дыша приоткрыл дверь, все равно услышала...'
Тишина! Трагическая тишина окутывала Мозаичный дворец! Ни сна, ни бодрствования. Так бывает при затмении солнца, когда мертвенно-бледный мрак поражает воображение людей, наполняя их души еще не осознанными предчувствиями. Как неживые, стояли на площадках слуги-ностевцы, облокотясь на копья. И возле ложа Саакадзе странно отсвечивало знамя: 'Барс, потрясающий копьем'.
Стамбул - город неожиданностей. Де Сези прислал Боно с известием, что в пятницу он сам отвезет Эракле ожерелье. По этой ясной причине он имеет честь просить монсеньёра Моурави присутствовать на церемонии передачи ожерелья и получения письма и медальона, так неосторожно врученных недостойной...
Едва за откланявшимся Боно закрылась дверь, Дато высказал мысль, что день пятницы выбран не случайно: больше половины стражей, охраняющих Эракле, турки, - значит пойдут в мечеть...
- Выходит, и тут предательство готовит посол?
- Э-э, Матарс, почему Хозрева, верховного везира, упомянуть забыл?
'Барсы' расселись в круг. Начался совет...
К воротам Белого дворца де Сези подъехал с охраной: пятьдесят янычар и пять оруженосцев в монашеских плащах. К приятному удивлению графа, их беспрепятственно пропустили. И тотчас янычары, по заранее установленному знаку, разбежались по всему двору, явно оцепляя уцелевшую часть здания. Пять монахов остались при графе.
- Высокочтимый, если ты пожаловал с ожерельем, то следуй за мной.
Де Сези, приложив к глазам лорнет, оглядел дряхлого грека с повязкой на одном глазу и направился было к мраморной лестнице. Но старик повел его в другую сторону и учтиво попросил войти в крытое помещение, напоминающее конюшню. На недоуменный вопрос старик сокрушенно заметил:
- Что делать, раньше господин Эракле принимал гостей во дворце, а их коней - в конюшне, но благодаря грабителям теперь гостей принимаем в уцелевшей конюшне, а их коней - в разрушенном дворце.
- Моурав-бек здесь? - резко спросил де Сези. - И почему меня не встретил Афендули?
- Господин посол, что делать на развалинах доблестному Саакадзе?
- Я не ищу здесь развлечений! Моурав-бек обещал присутствовать при передаче мною ожерелья!
- Некому передавать, высокочтимый. Мой благородный господин Афендули вчера покинул Стамбул.
- Как?! Ты бредишь, безумный старик!
- Видит бог, не порочу истину.
- А... ожерелье?
- Ожерелье просит тебя оставить себе на память. Оно ему не нужно.
- Дьявол! Куда бежал твой обманщик Эракле и кто...
- Почему, господин посол, обманщик? Разве непременно должен был ждать, пока янычары ворвутся сюда и схватят его?
- Молчи, негодяй! - Де Сези потряс шпагой. - Не то сейчас приколю тебя, как мотылька! Итак, куда бежал Эракле?
- В единоверную Русию, отплыл с попутным ветром. Оттуда решил просить у султана справедливого суда над...
- А письмо? Медальон? Ну, где сувениры, черт побери? Где? С собой увез?
Де Сези ужасало спокойствие старика, и вдруг он отпрянул: старик протягивал ему кожаный пояс.
- Это не змея, высокий франк, возьми! Раз витязь гор обещал вернуть тебе письмо и медальон, то мой господин Эракле изрек: 'Быть этому!' Проверь, посол, твои ли это вещи?
С ловкостью пажа де Сези выхватил письмо и медальон, укрытые за подкладкой пояса, осмотрел со всех сторон и проворно сунул в карман.
- А теперь, старик, следуй за мной.
- Спасибо.
- Ты вежлив, это похвально. Будь так же исполнительным. Подробно и правдиво доложи о своем господине.
- Спасибо. Мой ангел, что сидит на моем левом плече, шепчет: 'Твое 'спасибо' франк принимает за глупость. Не следуй за ним - избегнешь пыток, уготованных тебе иезуитами, или...' Я вежлив, не могу обидеть ангела, буду стеречь...
- Обломки?! Эй, стража, связать его - и в яму!
- В яму! Связать! - раздались крики извне.
Дверь распахнулась настежь, и раньше, чем де Сези успел что-либо сообразить, ворвались янычары, сбили его с ног и ринулись на пятерых 'монахов'. Забив им всем им рот кляпами и связав, янычары, не скупясь на пинки, обыскали их. Вот извлечены обратно ожерелье, письмо, медальон, в придачу пять стилетов в железных ножнах...
