Иствикские ведьмы

сейчас.

— Слишком поздно. Я себе нравлюсь такая, как есть. Если бы я была счастливее, я не работала бы так плодотворно. Теперь послушайте. Вот что я сделала для начала. Когда Даррил раздавал марципановые фигурки, я откусила голову той, что изображала Дженни, но не проглотила, мне удалось ее выплюнуть в носовой платок. Вот.

Она подошла к музыкальному табурету, подняла крышку, вынула скомканный носовой платок и со злорадством развернула его у них перед глазами.

Маленькая гладкая засахаренная головка, обсосанная за несколько секунд во рту у Джейн, была похожа на круглое личико Дженни — размытые голубые глазки с неподвижным взглядом, красивые белокурые волосы гладко лежат на голове, как приклеенные, некоторая безучастность выражения, иногда выражающая непокорность и вызов и вызывающая, да, вызывающая раздражение.

— Хорошо, — сказала Александра. — Но нужно что-нибудь более интимное. Лучше всего кровь. В старых рецептах упоминается sang de menstrues [59]. И, конечно, волосы. Срезанные ногти.

— Пуповина, — вступила в разговор Сьюки, ее развезло от двух бокалов бурбона.

— Экскременты, — торжественно продолжала Александра, — хотя мы не в Африке и не в Китае, здесь их трудно найти.

— Продолжайте. Не уходите! — сказала Джейн и вышла из комнаты.

Сьюки смеялась:

— Мне стоит написать рассказ «Смывной туалет и конец колдовства» для «Джорнал баллетин» в Провиденсе. Они говорили, что я могу писать для них статьи как независимый журналист, если мне захочется вернуться к своей профессии. — Она скинула туфли и, скрестив ноги, села на ядовито-зеленый диван, привалившись к спинке.

В то время даже женщины средних лет носили мини-юбки. Сидя в этой кошачьей позе, Сьюки обнажила почти полностью бедра плюс светящиеся, в веснушках коленки, белые и гладкие, как яйца. На ней было ярко-оранжевое вязаное шерстяное платье, едва ли длиннее свитера, его цвет вместе с ужасным зеленым цветом дивана приковывал внимание своей несовместимостью. Такое сочетание можно встретить на пейзажах Сезанна, оно было бы безобразным, не будь таким странно и смело прекрасным. У Сьюки был захмелевший вид, влажные глаза поблескивали, помада стерлась, сохранившись лишь на контурах губ, потому что она постоянно улыбалась и болтала, Александра находила это очень сексуальным. Она находила сексуальной и не самую красивую особенность внешности Сьюки — ее короткий, толстый, довольно бесформенный нос. Несомненно, бесстрастно размышляла про себя Александра, что со времени женитьбы Ван Хорна ее собственное сердце не на месте, и когда они разделят вместе это несчастье, им мало что останется, кроме отчаяния. Она могла не обращать внимания на своих детей, она видела, что губы их шевелятся, но звуки, вылетавшие изо рта, были непонятны, как будто они говорили на иностранном языке.

— А разве ты не занимаешься недвижимостью? — спросила она Сьюки.

— Да, дорогая. Но это такой ненадежный хлеб. Сотни разведенных женщин бегают по грязи, показывая дома.

— Тебе удалось продать дом Хэллибредам.

— Все так, но у меня даже не убавилось долгов. Теперь я опять влезаю в долги и впадаю в отчаяние. — Сьюки широко улыбнулась, губы выпятились, как две подушки, на которые можно присесть. Она похлопала рядом с собой по дивану. — Чудно. Пойди сюда и присядь около меня. Я чувствую, что ору. Ну и акустика в этом ужасном домишке, не знаю, как она сама себя слышит.

Джейн поднялась на половину лестничного марша, туда, на верхний этаж, где были спальни, и теперь возвращалась со сложенным льняным ручным полотенцем, спрятав в нем какое-то хрупкое сокровище. Ее аура была ослепительно яркого цвета пурпурных сибирских ирисов и от возбуждения пульсировала.

— Прошлой ночью, — сказала она, — я была так расстроена и возмущена всем этим, что не могла уснуть и, в конце концов, встала, натерла все тело аконитом и кремом для рук «Ноксема» и добавила чуть- чуть тонкого серого пепла, который остался, когда ставишь плиту на автоматическую очистку, и слетала в дом Леноксов. Было удивительно! Повылезли все весенние квакши, и чем выше поднимаешься, тем они почему-то слышнее. У Даррила все еще были гости, на стереосистеме на полную мощность звучала карибская музыка, исполняемая на барабанах из тонкой клеенки, на проезжей части стояли машины, я не разобрала чьи. Окно в спальне было приотворено на два пальца, и я осторожно в него проскользнула…

— Джейн, как опасно! — воскликнула Сьюки. — Вдруг бы тебя учуял Нидлноуз! Или Тамкин!

Что касается Тамкина, то Ван Хорн клятвенно заверил их, что под его пушистой шкуркой скрывается дух одного нью-йоркского адвоката восемнадцатого века, растратившего имущество своей фирмы из-за пагубного пристрастия к опиуму (он к нему пристрастился во время приступов ужасных зубных болей и нарывов, которые нередко случались во все века) и, чтобы спасти себя от тюрьмы, а семью от позора, заключившего сделку с темными силами — после его смерти они забрали душу бедняги. Маленький кот может по собственному желанию принимать облик пантеры, хорька или крылатого коня.

— Я обнаружила, что капелька слоновьего слабительного в мази совершенно уничтожает запах, — сказала Джейн, недовольная тем, что ее прервали.

— Продолжай, продолжай, — упрашивала Сьюки. — Ты открыла окно… Думаешь, они спят на той кровати? Как она к этому относится? У него тело такое холодное и влажное под шерстью. Как будто открываешь дверцу холодильника, где что-то протухло.

— Пусть Джейн рассказывает, — сказала Александра материнским тоном.

В последний раз, когда она пыталась летать, ее астральное тело улетело, а физическое осталось лежать в постели, такое маленькое и трогательное, она испытала ужасный приступ стыда в воздухе и вернулась назад в свою тяжеловесную оболочку.

— Я слышала, как внизу веселились, — сказала Джейн. — По-моему, я слышала голос Рея Неффа, он пытался руководить пением. Я нашла ванную комнату, ту, которой пользуется она.

— Откуда ты знаешь? — спросила Сьюки.

— Я теперь знаю ее манеру. Внешне она аккуратная, а на самом деле неряха. Везде разбросаны бумажные носовые платки, перемазанные губной помадой, один из тех картонных кружков, в которых держат пилюли, чтобы не забыть, в какой день принимать, тут же валяются расчески с застрявшими в них длинными волосами. Между прочим, она их красит. Там на раковине стоит целый флакон светлого «Клэрола». И компактная пудра, и румяна, я скорей бы умерла, чем стала всем этим пользоваться. Я ведьма, и знаю это, и хочу выглядеть именно ведьмой.

— Дорогуша, ты красавица, — сказала ей Сьюки. — У тебя волосы цвета воронова крыла. И глаза настоящего орехового цвета. И к тебе пристает загар. Хотела бы я такой иметь. Почему-то никто не принимает всерьез человека с веснушками. Считают, что я забавная, даже когда на душе паршиво.

— А что это у тебя в полотенце? — спросила у Джейн Александра.

— Это его полотенце. Я его украла, — сказала Джейн. Но тонкая монограмма на нем казалась то ли буквой «П», то ли «К». — Послушайте, я порылась в мусорной корзине в ванной комнате под раковиной. — Джейн осторожно развернула розовое ручное полотенце, с паутиной беспорядочно перемешанных обрывков интимных вещей: длинные волосы, снятые с расчески и скатанные в пушистые комки, смятая бумажная салфетка с рыжевато-коричневым пятном в центре, квадрат туалетной бумаги с похожим на вульву отпечатком свеженакрашенных губ, клочок ваты от флакона с пилюлями, красная нитка пластыря «Бэнд-Эйд», обрезки использованной зубной шелковой нити. — Лучше всего, — сказала Джейн, — эти маленькие частички — видите? Посмотрите поближе! Они были в ванне, на дне, и застряли в кольце. Она даже не считает нужным сполоснуть ванну после мытья. Я промокнула ванну полотенцем. Это волоски с ног. Она брила ноги в ванне.

— Ох, здорово, — сказала Сьюки. — Ты ужасная, Джейн. Теперь я буду всегда мыть ванну.

— Как считаешь, этого достаточно? — спросила Джейн Александру. Глаза, которые Сьюки назвала ореховыми, на самом деле были светлее, переливчатые, как янтарь.

— Для чего достаточно? — Но Александра уже знала, она прочла мысли Джейн, и это знание раздражило уязвимое место в чреве Александры, это уязвимое место на днях разболелось, слишком многое в действительности приходилось переваривать.