Агондоне, питалась отбросами - листьями латука, раздавленными помидорами да всякой требухой, что кидали собакам и кошкам. Частенько в руки ей попадало и золото, и серебро, но шлюха все тратила на пудру, помаду и на выпивку. От нее несло, как от помойки. Благородный мужчина отвернулся бы от нее, брезгливо зажав нос. Но находились и среди благородных господ такие, что могли воспылать к ней страстью. Они вожделели к ней, они были готовы приходить к ней еще и еще. Порой, когда видели юношу, несущегося куда-то с горящим взором, женщины шептали: 'За Зеленой подвязкой гонится!' Бывало, из-за гадкой прелестницы распадались только что заключенные браки и молодые жены рыдали по утрам. Потом эти молодые жены мало-помалу старели, и когда-нибудь, растолстев и состарившись, они могли как следует погонять своих неверных мужей метлой. И компания Полти когда-то, особо не задумываясь, весело кричала: 'Зеленая подвязка! Зеленая подвязка!' - и все весело гонялись за кем-нибудь по лужайке или по льду.
А теперь вся компания выжидательно глядела на Полти.
- Я решил, - заявил Полти. - Съезжу, погляжу на нее.
- Ты чего? - испуганно нахмурился Боб. - Как это - съездишь?
Полти расхохотался:
- Да ладно тебе, стручок ты бобовый, тебе ли не знать как! Мы щас где? Позади 'Ленивого тигра', так? Каждый месяц отсюда карета отъезжает в Агондон, не так разве? Ну, не так?
Боб опустил голову.
- Ну, так, - пробормотал он. Верно, отъезжала карета. Ее называли 'костотрясом'. Такой каретой и уехали Тил с матерью как-то раз, ветреным утром, в сезон Джавандры. И теперь всякий раз, когда карета возвращалась, Бобу хотелось, чтобы в ней оказалась Тил, но она не возвращалась, а когда карета отбывала в Агондон, Боб все силился представить худенькое личико Тил в окне в тот последний, прощальный день.
Как же кружилась голова! Как он ненавидел себя!
- Ну а кучер щас где? В 'Тигре' за воротник закладывает, поди? Утром отбывает. Ну а кто поедет в карете, как думаешь? Эй, Боб несчастный, чего молчишь? - приставал Полти, развалившись на соломе. - Ну, кто? А вернется потом - кто? У кого будет зеленая подвязка вот тут завязана, на руке?
- Нет, - пробормотал Боб. - Нет, нет!
Он еще мог бы добавить: 'Тебя отец не пустит', но промолчал. Это было бы правдой, но Боб все-таки промолчал. Он только сидел и покачивал головой, а голова у него по-прежнему кружилась. Все, что происходило рядом, виделось Бобу как бы издалека.
Но вот началась потасовка, и сено полетело в разные стороны.
- Да не поедешь ты. Струсишь! - заявил Вел.
- Я? Струшу? - выкрикнул Полти и бросился на Вела. Но Вел встретил его кулаками.
- Не надо! - закричала Лени и кинулась на Полти. Он плюнул ей в лицо. А она вцепилась ему в волосы.
- Шлюха ты! - завопил Полти. - А ты - зензанское отродье!
Вот он и произнес вслух то, о чем раньше шептал только Бобу на ухо.
- Жирная свинья! - и Лени снова плюнула Полти в лицо.
А Вел въехал ему под ребра носком толстого ботинка.
- Ну, держись, конец тебе пришел! - рявкнул сын кузнеца.
И точно. Вел здорово отколотил Полти, а потом они с Лени, смеющиеся и довольные, спустились вниз по приставной лестнице и ушли.
Что-то кончилось.
Полти, отплевываясь, приподнялся и крикнул им вслед:
- Пожалеете еще!
Он бы оттолкнул лестницу от сеновала, чтобы Лени и Вел упали, но лестница была крепко привязана веревками.
ГЛАВА 20
ПЕРСТЕНЬ С АМЕТИСТОМ
Полти пока домой не собирался. Они с Бобом могли выкурить еще пару-тройку джарвельских сигар - дурманящего табака еще хватало. К тому же Боб мог наведаться на кухню и притащить эля в потрескавшемся кувшине. Нужно же было как-то приободрить Полти после ссоры с Велом и Лени. Кто у него теперь остался? Один только Боб.
- Арон! Арон!
Время от времени мать звала парня и поручала ему ту или иную работу. Боб откликался, но домой не шел. В кабачке стоял такой гам, что завсегдатаи вряд ли слышали, как его зовет мать.
- Куда запропастился этот мальчишка, будь он проклят! - время от времени прорывало досточтимую Трош. Никакого толку от сына, по ее мнению, не было. И все-таки она к нему привыкла. Ко всему на свете она привыкла.
Пройдет еще какое-то время, и когда изрядно поднабравшиеся посетители 'Ленивого тигра' вывалятся на улицу, кабатчица бросит последний взгляд в окно и без сил повалится на кровать рядом с мертвецки пьяным муженьком. Мать Арона увидела и своего долговязого сына вместе с его жирным дружком. Ноги их заплетались в полах шуб, они поддерживали друг дружку, падали, помогали друг другу подняться.
Смеялись они, что ли?
Вроде бы смеялись.
- Ох, Арон, - горько вздохнула мать. Но нет, парни не смеялись.
- Полти, перестань глупости болтать, - увещевал друга Боб.
- Не болтаю я глупостей, - мотал головой Полти.
- Но как же ты поедешь?
- Да мне только бы серебришка немного, и все.
- Но у тебя нет денег!
- Заткнись! - и Полти с такой силой ткнул Боба пальцем под ребра, что тот от испуга отпрыгнул в сторону, а Полти пролетел по инерции мимо и упал в снег, протаранив головой сугроб.
Прошло какое-то время.
Полти перевернулся на спину.
Над ним склонился Боб:
- Я не буду!
Полти протянул руку. Перчаток у него не было, и пальцы посинели от холода.
- Чего ты там не будешь?
Боб потер щеки. Пиво ли было тому виной - он совсем потерял голову. По идее, надо было бы испугаться. Даже в тяжелой меховой шубе Боб напоминал какое-то несуразное длинное насекомое. Он наклонился прямо к покрасневшей жирной физиономии Полти.
В свете луны щеки Полти казались лиловыми.
- Понял, про что ты болтаешь, - доверительно прошептал Боб. Взгляд у него был такой, что казалось, в следующее мгновение он заедет Полти ногой между глаз.
Но конечно, он этого ни за что не сделал бы,
- Ты что, Боб, - прошептал Полти самым задушевным голосом. - Я же про твою мамашу говорил. Ты же знаком со своей мамашей, Боб, а?
Боб утвердительно кивнул.
- Ну а как же! Еще бы ты ее не знал. Дорогуша, досточтимая Трош! Знаешь, Боб, мамаша у тебя очень даже ничего себе тетка. Очень ничего себе. Правда, Боб, ты не хуже меня знаешь, что мамаша твоя - старая спившаяся развалина, вот я и подумал...
Боб размахнулся кулаком.
- Она умеет считать, ты же знаешь!
Он бы ударил Полти - сейчас он бы точно его ударил, но Полти приподнялся и вцепился в отвороты шубы Боба. Тут уж пришла очередь Боба повалиться на снег, а Полти врезал ему под ребра несколько раз подряд и при этом напомнил, что на сеновале от него не было никакого прока, оплевал Боба, сообщил, что ненавидит его, после чего, покачиваясь, поплелся прочь.
Боб лежал на снегу, и ему становилось все холоднее и холоднее. Далеко не сразу он сумел пошевелиться. Он лежал и смотрел на луну. Луна убавилась на три четверти. Эту фазу луны называют Восточной луной. Полнолуние давно миновало, приближалось лунное затмение, именуемое Чернолунием.
