было надежно фиксировать положение своего тела в состоянии невесомости. Натянутые параллельно и попарно, эти канаты были очень похожи на обыкновенные гимнастические брусья.
Специалисты экипажа проверяли радиосвязь со всеми абонентами на борту. Проверялись скафандры, работоспособность приборов на рабочих местах. Механики пылесосили дорожки и маты на полу, очищали все поверхности, где только можно было предположить накопление хотя бы мизерного количества пыли. Здесь, в салоне самолета, в период наступления невесомости, она будет столь же серьезной помехой в работе космонавтов, как и в реальном космическом полете.
Но вот, наконец, все работы закончены, и руководитель бригады подал команду.
– Всем одеть парашюты. К полету приготовиться. Надели парашют и на меня, сопроводив коротким инструктажем, и еще более коротким напутствием.
– Торопись не спеша. А не знаешь – спроси.
Меня заставили под присмотром инструктора тут же два раза снять и одеть парашют. И только после этого инструктор отошел от меня.
Врач, наблюдавший за моими не совсем уверенными действиями, добавил.
– О ручке вытяжного кольца все равно забудешь, если ни разу не прыгал. Поэтому для тебя главное – не бросаться сломя голову к люку, а надежно зацепить карабин вытяжного кольца за трос. В этом случае автомат сам на высоте 1000 метров раскроет парашют. Даже если ты будешь лететь... Без сознания. Так что учти. Не хочешь камнем лететь вниз – зацепи карабин. Железное правило. – Он помолчал, улыбнулся и добавил. – Впрочем. Твой карабин зацепят за трос в любом случае.
Подошел ко мне и руководитель бригады. Тоже дал свои советы.
– Покрепче затяни лямки, а то при раскрытии парашюта, когда перегрузка на доли секунды достигнет более 10 единиц, можешь на мгновение потерять сознание, и тебя просто вышвырнет из привязной системы парашюта, – он не ограничился словами, а сам лично подтянул лямки моего парашюта. Да так сильно, что мне показалось сначала, что в таком положении я и вздохнуть не смогу. А руководитель усмехнулся. – Вот теперь порядок. Этого ощущения и придерживайся, если придется прыгать.
В этот момент я окончательно понял, что соприкоснулся с очень серьезным делом.
Шум и грохот заполнили салон. Самолет пошел на взлет. Меня предупредили.
– Первую «горку» сиди в кресле. На второй, если все будет нормально по ощущениям, встанешь. Посмотришь работу космонавтов.
Врач добавил.
– Не торопись. Не старайся успеть все. Не резвись. Поспешай медленно.
Согласно кивая всем головой, я и хотел и не хотел выполнять все эти советы. Слишком мало будет «горок», и наблюдать за происходящим лишь в сидячем положении мне не хотелось. Я ведь так ничего и не успею увидеть и прочувствовать. Главное для меня будет упущено.
Меня уже манила к себе эта неизвестность, имя которой «невесомость». Хотелось побыстрее узнать – смогу ли я выдержать хотя бы одну «горку» без использования гигиенического пакета.
И будто угадывая мои мысли, со всех сторон стали сыпаться новые советы.
Кто-то пугнул: «Будешь бегать за пакетом. Никуда не денешься. Мы все через это проходили. Так что заранее попроси у доктора несколько пакетиков про запас, если сам забыл прихватить их из дома «.
А я, как назло, хоть и думал взять с собой пакеты, в последний момент совсем о них забыл. Тоже примета не из добрых.
Другие успокаивали: «Не боись. Главное – перетерпеть в начале. Если не расслабишься, потом все будет в норме».
Те, кто уже прошел через подобные полеты, вспоминали, что трудно преодолеть тошноту в первые секунды невесомости. Хотя специалисты и отмечают, что с каждым новым полетом негативные признаки становятся все менее и менее выраженными. Делается оптимистический вывод о том, что можно полностью приспособиться к невесомости. В том числе и в этих сложных условиях быстрого чередования перегрузки и невесомости до десяти, а то и до пятнадцати раз подряд.
Наш самолет резко пошел на разгон, и инструктор, сидевший на ящике, место в кресле уступил мне сдвинулся с места и заскользил по матам к хвосту самолета. В доли секунда, однако, он успел среагировать на вводную, и ухватился за боковое крепление.
– Не зевай, – весело засмеялся он.
Я уперся ногами, сопротивляясь какой – то силе, упрямо стягивающей меня с кресла. Уши стало закладывать, но ничего особенного, отличного от обычного взлета самолета, не произошло. Рабочую высоту набрали быстро.
И вот долгожданная команда.
– Приготовиться к невесомости. Через 5 минут работа.
Космонавты быстро сняли парашюты, разделись и бросились к скафандрам, заняли позиции для работы в невесомости. Ждут.
Ждем и мы. Инструкторы и другие члены бригады заняли свои места, откуда можно хорошо контролировать действия космонавтов, и в случае необходимости в любую секунду прийти им на помощь.
Недалеко от меня занял свою позицию оператор служебного телевидения. Вся сегодняшняя тренировка будет снята на пленку, и после полета космонавты будут не раз просматривать видеозапись своих действий, разбирая с инструктором совершенные ошибки, намечая планы их устранения.
Обещанные 5 минут растянулись «до бесконечности», а невесомость так и не наступала. Возникшая была, небольшая перегрузка быстро спала, затем снова возросла и вновь пропала.
Телеоператор не выдержал напряжения, опустил телекамеру, стал разминать руки. Все-таки вес у телекамеры пока существует, а положение, занятое оператором, было удобно только для работы в невесомости.
Взгляды космонавтов и специалистов обращены к руководителю бригады. У него одного имеется связь с экипажем. Но он молчит. Лишь через некоторое время, выслушав какое-то сообщение экипажа, он поднял руку и объявил.
– Прекращаем режим. Всем надеть парашюты. Приготовиться к посадке.
Команда не смутила меня, так как я знал, что такими бывают и тренировочные команды. Меня предупреждали, что в течении полета такие подобная тренировочная команда может последовать в самое неподходящее время, а наш руководитель очень любит такие тренировки. Он считает их полезными для приобретения практических навыков и проверки готовности полетной бригады к действиям, например, в аварийной обстановке.
А мне было интересно. Подумалось даже, что руководитель специально для меня устроил эту тренировку, чтобы показать работу бригады в полной мере. А может быть и меня решил заодно попугать.
Жаль только космонавтов. Они снова мчались в белье к одежде, чтобы облачиться в теплое, и надеть парашюты. Имитировать надевание одежды и парашюта никто и не пытался. Такие шутки дорого могут обойтись исполнителям. Ведь никто не знает, тренировка это или нет. А вдруг это реальная опасность. Ведь за бортом самолета высота 8000 метров и температура минус 40 градусов. Вылетишь полураздетый, а к земле опуститься свежезамороженный экспонат.
Я невольно посмотрел на свои руки, и стал судорожно искать перчатки. Оказалось, что лямки парашюта крепко обхватили не только меня, но и карманы, в которых были мои перчатки. Пришлось быстренько, поглядывая на соседей руководителя, освободиться от привязной системы, достать перчатки, и снова затянуть лямки.
Все молчали, без обычных шуток ожидая прояснения сложившейся ситуации, и на душе стало как то тревожно. Прошла минута, другая. Отбоя, которого мы нетерпеливо ждали, все не было.
Ко мне подошел инструктор-парашютист, проверил мой парашют, еще туже затянул лямки, ничего не сказав, и своими действиями только усилил тревогу.
Через несколько минут, однако, в салоне снова раздались шутки и смех. Тягостная тишина плохо действует на людей, и они стараются преодолеть это состояние.
Через некоторое время руководитель бригады отправился в пилотскую кабину, и, возвратившись, объявил.
