порту открылся роскошный новый ресторан... Не поехать ли нам для разнообразия туда?
Сказано - сделано. Друзья наняли два автомобиля и отправились в порт. Долго ехали по пустынным улицам Васильевского острова и наконец приблизились к какому-то слабо освещенному зданию.
Расплатились с водителями и вошли в вестибюль. Сквозь стеклянные двери они увидели, что в ресторанном зале идет драка, в которой участвуют не менее пятидесяти человек... В этот момент один из дерущихся высоко поднял стул и ударил другого по голове. Тот ухватился рукою за лоб и буквально залился кровью... После этого раненый, расталкивая дерущихся, поспешил к выходу, беспрестанно повторяя короткую фразу:
- В приемный покой!.. В приемный покой!..
Когда он таким образом проследовал через вестибюль, Давид Гутман посмотрел ему вслед и сказал:
- Красавец ресторан!
После этого артистическая компания предпочла вновь погрузиться в автомобили и поехала ужинать в 'Асторию'.
Карьера театрального драматурга продолжалась у Ардова и в тридцатые годы, но истинным его призванием была все же чистая юмористика. Покойный друг моих родителей, необычайно умный и талантливый М. Д. Вольпин называл отца 'автором двадцати рассказов'. Михаил Давыдович говорил:
- Среди огромного множества вещей посредственных и не очень хороших, которые написаны Виктором, у него есть два десятка превосходнейших новелл. И таких смешных, что даже Ильфу и Петрову за ним не угнаться...
Кстати сказать, Ардов был дружен с авторами 'Двенадцати стульев' и 'Золотого теленка', написал теплые воспоминания о знаменитом литературном дуэте. Мой отец весьма высоко ценил их дарование, но пальму первенства в своем жанре он всегда отдавал Михаилу Зощенке.
Отец свидетельствовал, что Ильф и Петров ревниво относились к необычайной славе и популярности Зощенки.
Как-то раз Ардов был в гостях у Евгения Петрова, там же присутствовали Ильф и Зощенко. Раздался телефонный звонок, и некий администратор предложил юмористам выступить с чтением своих рассказов. Притом приглашение распространялось лишь на троих - Ардова на этот раз не позвали. Тогда Зощенко сказал:
- Давайте поедем все вместе, и вы, Витя, тоже...
Эта реплика явно расстроила Ильфа и Петрова, ибо, по их мнению, Зощенко был им ровней, а Ардов рангом ниже. А тут Михаил Михайлович приравнял их к моему отцу...
Отец иногда рассказывал о таких совместных выступлениях. Он говорил:
- Ильф никогда и ничего с эстрады не читал. Выступал всегда только Петров. Вот он читает, а Ильф сидит в президиуме, волнуется, пьет воду и все время кашляет... Будто не у Петрова, а у него от чтения пересыхает в горле...
Ардов вспоминал, что Зощенко читал свои рассказы мрачновато, без тени улыбки... А зал в это время буквально корчился от смеха. Вот речь отца, записанная мною дословно:
- Как-то я спросил Михаила Михайловича, отчего он так мрачно читает. На это он мне сказал: 'Когда я сочиняю свои рассказы, я смеюсь так, что валюсь от смеха на диван. Но раз отсмеявшись над чем-нибудь, я уже больше никогда не смеюсь'. Но вот однажды я заметил, что во время чтения какого-то рассказа Зощенко против обыкновения улыбнулся. Когда он окончил, я спросил его: 'Почему вы улыбнулись?' Он отвечал: 'Просто я забыл это место'.
И сам Ардов великолепно читал свои рассказы и даже очень это дело любил. В ответе на анкету журнала 'Вопросы литературы' он в свое время писал:
'Только тот, кто испытал хотя бы раз счастье дарить людям смех, сумеет понять, насколько пленительна наша профессия - профессия сатирика. Когда мне удается рассмешить аудиторию - рассказом, рисунком, публичным исполнением моего произведения, - я испытываю ни с чем не сравнимую радость' (1967, No 10).
Среди поклонников ардовского дарования были люди самые неожиданные. Я, например, узнал от своего друга Максима Шостаковича, что его отец, Дмитрий Дмитриевич, частенько цитировал рассказ Ардова. Если великий композитор слышал какой-нибудь громкий звук, доносившийся из кухни, то всякий раз выкрикивал такое двустишие:
- Граждане! На кухонном фронте
Горящий примус не уроньте!
Это - из ардовского рассказа 'Лозунгофикация', он написан в 1926 году. Я знавал нескольких людей, которые цитировали забавные двустишия из той же новеллы. Ну, например, такие:
Контрреволюция в том зарыта,
Кто марает чужое корыто!
Прикройте дверь - и она не дует
Под прикрывшего сознательного индивидуя!
Одернут немедленно должен быть всякий,
Кто кусает прохожих посредством собаки!
Вхождению без доклада
Мировая буржуазия только рада!
Мой отец был женат два раза. Первой его женой была умная и обаятельная женщина Ирина Константиновна Иванова. (Один старый москвич рассказывал у нас на Ордынке, что во времена предреволюционные Ира Иванова считалась одной из самых красивых гимназисток во всей Москве.)
В двадцатые годы за ней некоторое время ухаживал Осип Максимович Брик. Ардов передавал такой эпизод: они были в какой-то многолюдной компании, где присутствовали и Брик, и Маяковский. Осип Максимович разговаривал с Ириной Константиновной, и тут к ним подошел Маяковский. Он сказал:
- Ося, я звонил домой. От Лилечки уже ушли. Она говорит, что ей страшно находиться в квартире одной. Кому-нибудь из нас надо ехать...
- Вот ты и поезжай, Володенька, - сказал Брик не без некоторого злорадства.
Брак Ардова с Ириной Ивановой был недолгим, они вскоре разошлись, но до конца жизни сохранили самые добрые отношения. Ирина Константиновна была превосходной машинисткой, и отец постоянно пользовался ее услугами. С этим связаны мои первые самостоятельные поездки в московском метро. В возрасте семи лет я возил рукописи отца в Сокольники, в двухэтажный деревянный дом, где Ирина Константиновна жила с мужем и дочкой Наташей.
Со своей второй женой, моей матерью, Ниной Антоновной Ольшевской, Ардов познакомился при следующих обстоятельствах. Году в тридцатом состоялась гастрольная поездка молодых артистов Художественного театра по провинциальным городам. Мой отец сопровождал эту группу с тем, чтобы писать для них репертуар на злобу дня. Во время путешествия будущие мои родители оказались в одном купе. Ардов в какой-то момент стал есть соленые маслины, а мама, которая их никогда до той поры не видела, поинтересовалась:
- Что это такое?
- Хотите попробовать? - спросил отец и угостил ее.
- Какая гадость! - вскричала мама и выплюнула маслину.
Так состоялось знакомство. Надобно тут добавить, что впоследствии она оценила маслины и ела их с удовольствием.
Когда мои родители поженились, моему старшему единоутробному брату Алексею Баталову было года три. Это был очень занятный курносый мальчик, и Ардов сразу привязался к нему. Их взаимная любовь никогда и ничем не омрачалась в течение всех последующих десятилетий. Уже в старости Ардов рассказывал, что слегка опасался Алешиной устремленности в актерство, которая проявлялась у того с самого детства. Отец говорил:
- Я боялся, что этот милый ребенок вырастет и станет артистом. По вечерам он будет сидеть в ресторане при Доме актера, пить водку и говорить своим собутыльникам: 'Выхожу я на сцену - публика: 'Ря-а-а-а'...'
Но опасения Ардова оказались совершенно напрасными: Алексей Баталов далек от актерской богемы и притом почти ничего не пьет.
В первое время после женитьбы наши родители ютились в крошечной комнате, в коммунальной квартире на улице под названием Садовники. Но в 1934 году Ардову удалось приобрести квартиру в писательском кооперативном доме (Нащокинский переулок, д. 5).
За новое жилище надо было внести довольно большую сумму, и деньги эти достались моим родителям самым неожиданным образом. В те годы среди писательской и актерской братии были весьма распространены карточные игры, и ставки бывали довольно высокие. Так вот, незадолго до того, как надо было вносить пай за квартиру в Нащокинском, моя мать играла в карты, если не ошибаюсь, в покер. Ей очень везло, а тем партнером, который все время проигрывал, был не кто иной, как сам Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Так что та квартира была куплена, так сказать, на деньги Шостаковича.
В Нащокинском переулке мои родители прожили всего года три, потом отцу удалось получить более удобную квартиру - в Лаврушинском переулке. Но о своей жизни возле Пречистенских ворот и мать и отец часто вспоминали и довольно много рассказывали.
Ардов там подружился с легендарным Мате Залкой, они оба входили в правление кооператива. Отец занятно изображал венгерский акцент своего приятеля и помнил рассказанные им истории. Так, по словам Мате Залки, в первые годы советской власти Ленин помогал Кемалю Ататюрку в войне с Антантой. В Анкару послом был назначен М. В. Фрунзе, который на самом деле командовал турецкой армией, а сам Залка был одним из его главных помощников.
- Виктор, - говорил он отцу, - я никогда так хорошо не жил, как в то время, когда был турецким генералом...
Еще одним соседом, с которым Ардов сблизился в Нащокинском, был М.А. Булгаков. Отец очень высоко ценил дарование Михаила Афанасьевича, но не был поклонником 'Мастера и Маргариты'. Гораздо больше ему нравились 'Собачье сердце', 'Дьяволиада', 'Роковые яйца'...
Сатирический и юмористический талант Булгакова приводил моего отца в совершенное восхищение. Он знал и ценил не только большие вещи Мастера, он помнил его юмористические новеллы и фельетоны, которые Булгаков в
