Ворон наконец заткнулся, покойничек, зато Пупырчик продолжал визжать, да и Тюляга тоже стонал. Ох, всем досталось, мало не покажется. И это, чтоб меня Цапля Разящая заклевала, еще только самое начало. Каждому ведь известно: поднявший руку на чародея очень скоро возжелает эту самую руку отгрызть - как говорится, собственноручно. Да только не всем удается отделаться такой малостью...)
Набережная тоже словно вымерла. Весь город - затаился, не копошились под стенами коты, не блестели глазами из подворотен ночные добытчики, 'мотыльки ночные', которые 'охотницы', а не в домах 'матушек' и 'тётюшек' работают, тоже не прохаживались; даже крысы, истинные хозяева человечьих домов, куда-то попрятались.
Иссканр с удивлением взглянул на правую руку, которая сама собой потянулась к рукояти меча.
За спиной с невыносимо тихим шипением погас на мосту последний фонарь. На Набережной они уже не горели (это Иссканр заметил только сейчас и, кажется, совсем не испугался), так что вся улица оказалась погружена по самые крыши в густую, тягучую тьму. И звезд, как на зло, почти не было видно, и луна пряталась за облаками...
'Я не сверну', - яростно подумал Иссканр.
- Я не сверну! - слова прозвучали величайшей ересью, за которую в лучшем случае отправят на костер. - Я не сверну!
Вместо того, чтобы коснуться рукояти меча, он поднял руку и потрогал мешочек, висевший на шее.
И поспешил в темный проем между домами, привычным путем, которому и темнота - не помеха.
(Яйцырь наконец-то ухитрился повернуть голову в сторону визжащего Пупырчика и стонущего Тюляги. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как ступениат без браслета (или все-таки - чародей без посоха?..) в раздумье кусает нижнюю губу.
Потом вздрогнул еще раз, шепнул что-то - Яйцырю показалось: 'Все равно уже поздно', но точно он не был уверен - и склонился над Пупырчиком.
'Добивать будет', - со снизошедшим на него спокойствием понял Яйцырь).
* * *
Все устроилось как-то само собой, Кайнору оставалось только удивляться собственному безразличию к своей, не чьей-нибудь, судьбе. А если бы таариг со товарищи не отыскал утопленниково тело? А если бы Матиль не грохнулась в обморок прямо в трактирчике? А если бы Борк-Шрам не был приятелем Гвоздя?
Ну нет так нет, досталось бы тогда Кайнору по самые бубенцы на колпаке его шутовском - и правильно, за дело. Не потащился бы в Три Сосны - ничего бы и не случилось.
Борк-Шрам, хоть и приятель, а развязывать его не торопился, да и молодцы, выделенные тааригом, скучали поодаль, но скучали бдительно. Трактирщик просто вытер Гвоздю лицо мокрым полотенцем - это уже когда обморочную Матиль уложили на соседний стол и убедились, что жива-здорова, дышит и с пульсом у нее все в порядке (Господин Туллэк, местный врачеватель, как раз вовремя подоспел).
- Ты во что это влип? - шепнул Борк-Шрам Гвоздю, делая вид, что продолжает вытирать его лицо. - Я же слышал, что она тебе сказала перед тем, как в обморок хлопнуться.
- Я тоже слышал, - скривился Кайнор. - Думаешь, сам что-нибудь понимаю? Я ж эту вашу Матиль... в первый же раз вижу!
- Может, подговорил кто? У тебя здесь как с недоброжелателями?
- Как везде. Я человек незлой, ни с кем не воюю. Хотя, конечно, всякое случается...
- Может, из-за Даниссы, она замуж вышла, а мужу, может, кто-то шепнул, он и... - Борк-Шрам махнул рукой: сам понимал, как нелепо это звучит.
- Господин Туллэк, - позвал врачевателя Кайнор. - Скажите, а зрачки у Матиль... с ними все в порядке?
Пухленький человечек с тростью (он хромает на правую ногу - говорят, участвовал в последнем захребетном походе) недоумевающе прищурился в сторону Кайнора.
- Что?
- Я говорю...
- Я слышал. Но что у нее может быть со зрачками? - По господину врачевателю видно, что он бы вообще проигнорировал этого окровавленного чудака, упакованного на столе, да Борк-Шрам очень уж пристально взглянул, мол, ответьте, раз спрашивают. Вот и отвечает, вернее, уточняет.
- Они у нее обычной формы, не вертикальные? А радужка не золотистая?
Видно, что господин Туллэк собирался высказаться от души, но что-то в тоне Кайнора его насторожило. Промолчал, подошел к лежащей без сознания Матиль, оттянул веко.
- Не вертикальные, обычные, - произнес, кажется, с облегчением. - И радужка тоже не золотистая.
- Скажите... а бывает так, что зрачки становятся вертикальными... ну, хотя бы на время.
- Бывает, - буркнул господин Туллэк. - Если демон вселяется, точнее, ночной зандроб. Но только это выдумки и чушь!.. Борк, если я пока не нужен, я пойду посижу во дворе, позовешь, если что.
Кайнор смотрел, как врачеватель хромает к выходу, и пытался вспомнить, какой формы зрачки были у говорящего утопленника...
Так и не вспомнил - а господин Туллэк так и не дохромал до скамеечки на дворе. Явился таариг в сопровождении шумной компании помощников, с телом как раз помянутого утопленника, с зверобоги ведают откуда взявшейся безутешной вдовой, все это мигом обросло зеваками, и тааригу вновь пришлось напоминать им об урожае и грозить последствиями. Кайнору развязали ноги, усадили на скамью под стеночкой и велели дожидаться, ихняя справедливость, мол, будет с ним допрос проводить.
Таариг был краток. Досадливо царапая ногтем пятнышко грязи на своем зеленом кафтане, он поинтересовался, на кой это понадобилось Кайнору меняться с утопленником одеждой. Ага, говоришь, в жонглерском костюме далеко не уйдешь. А чего ж, родимый, ты в нем вообще в дорогу вырядился? Ничего- ничего, ты сжато расскажи, самое главное.
Кайнор принялся врать, на ходу для пущей убедительности добавляя правдивые детали (но про гвардейцев, само собой, ни слова!). Таариг кивал подбородком и блестел тааригским значком. Борк-Шрам зачарованно слушал у себя за стойкой, и только руки его привычно протирали кружки, кувшины, прилавок... Утробно мурлыкали коты.
Идиллию прервали те, от кого Кайнор меньше всего мог этого ожидать. Тицци и его приятель, те самые мальчишки, которые встретили их с Матиль на окраине Трех Сосен. Сейчас они вломились прямо в трактирчик, проскользнув мимо нерасторопных стражей, скучавших у дверей, и не испугавшись даже 'ихней лысой справедливости'. Только затормозив перед повернувшимся к ним тааригом, они немного очухались и совсем чуть-чуть испугались - но испуг перед блестящим тааригским значком был во сто крат меньше испуга другого, из-за которого мальчишки сюда и влетели.
- Ну.
'Зря он так строго, - подумал Кайнор, наблюдая, как Тицци вдруг разревелся, а приятель его попросту потерял дар речи. - Ясно ведь, не побаловаться ребята прибежали'.
Словом, без господина врачевателя не обошлось. Да и 'ихняя справедливость', учуяв серьезное, не спешил гнать мальчишек взашей и отдавать скоропалительные приказы о порке. Чуть пришедшие в себя, пацаны, сбивчиво, задыхаясь, рассказали-таки тааригу, в чем дело.
В мячик они решили поиграть, а чтоб родители головы им не дырявили жужжаньем, дак пошли в рощицу, ну, которая Родниковая. Не, не сразу пошли, сначала вон этого встретили с Матилькой, а потом еще кой с кем из ребят побазарили, потом... (переглядываются, один чешет разодранную штанину и вздыхает - уж не по поводу ли чьего-то сада, где груши вкуснющие, но заборы высокие и собаки хваткие?) Короче, до рощицы только под обед добрели - но в нее так и не попали. Там... Там такое!
- Что - 'такое'?! - не выдерживает таариг.
Но их снова прерывают, на сей раз в 'Три Сосны' являются уже не мальчишки, а несколько сбитых с толку и, опять же, изрядно напуганных крестьян.
И выслушав их - а новопришедшие, хоть отмечены печатью косноязычия, но не настолько - таариг велит собираться. Кому?! Да всем, эти вот пусть ведут, показывают, а вы, дуболомы, берите свои дрючки, лопаты и что у вас там еще есть... вдруг пригодится - хорошо, конечно, если бы не пригодилось, но... Так, а вы, господин врачеватель, тоже с нами - и позовите жреца... кажется, ему здесь работы будет больше, чем другим-прочим.
И захватите с собой нашего пленника. Вы не находите, господин Кайнор, что ваше появление у нас
