Иссканром!..
* * *
В комнате, где оказался Гвоздь, барахла было столько и такого, что укради и продай - на год наймешь целый отряд гвардейцев, не хуже, чем К`Дунелевы. Ну, всю бы комнату Гвоздь, натурально, с собой не утащил, а вот махонького серебряного мальчика на каминной полке, с неприличным жестом повернутого к входящему, упер бы. Хотя бы из воспитательных целей.
Однако же не стал. Тем позвонком, что находится аккурат между лопатками и работает вместо пресловутых 'глаз на затылке', почуял, что за ним следят. Да иначе-то и быть не могло, верно? - чтобы неизвестного (или, если угодно, печально известного) проходимца оставить одного в этакой дорогущей комнате?! Ага, держи карман шире и пальцы плотнее!
Гвоздь оглядел комнату повнимательнее. Сейчас он не приценивался, а искал потайные отверстия, через которые за ним могли бы наблюдать. Если он что-нибудь понимает в подобного рода устройствах, они должны располагаться чуть выше уровня головы человека среднего роста. Вот, например, идеально подходят для этой цели портреты. Кто это у нас здесь? Надписей, разумеется, нет - все, кому положено (и кому позволено сюда входить) и так знают, кто изображен. Он - суховатый старик с ястребиным носом и близко посаженными глазами, в доспехах, на согнутой левой руке держит знакомый Гвоздю шлем с кожистыми крыльями (нашлемника с харей нет). Она - моложе его лет этак на пятнадцать, а то и на все двадцать, очень и очень ничего выглядит, особенно в этом платье с широким декольте, с брошкой в виде ириса... может, дама и заинтересовалась бродячим жонглером, а-а? Старик-то, даже если был мужем (что скорее всего), теперь, судя по черной траурной ленточке, отчеркнувшей верхний правый угол картины, покинул юдоль земных страданий. Так что...
О, догадался Кайнор, может, его вызвали, чтобы гимн какой-нибудь погребальный написать! Старик-то, допустим, был с причудами и в завещании указал, мол, хочу, чтоб похоронили под гимн, сочиненный известным поэтом, Рыжим, понимаешь, Гвоздем! Почему нет? Вполне может быть!
И сразу становится понятно, отчего так торопился К`Дунель: покойный, поди, святым не был, тело его бренное подчиняется тем же законам разложения, что и прочая материя.
Догадки вдохновили Кайнора и воодушевили его. Он расправил плечи и шагнул к висевшему здесь же зеркалу, чтобы привести себя в порядок. С досадой провел рукой по небритой вот уже несколько дней щеке, пятерней пригладил волосы... проклятие, если бы бешеный капитан не гнал лошадей день и ночь, у Кайнора было бы время заняться своей внешностью! (Одновременно с приведением себя в порядок Гвоздь повернулся так, чтобы закрыть собой 'Непристойного мальчика' и опустить-таки статуэтку во внутренний карман кафтана. Кажется, никто из потайных наблюдателей не должен заметить...)
Он вздрогнул, когда дверь на другом конце комнаты бесшумно приоткрылась. В зеркале он увидел отражение гостьи: молоденькая, лет этак двадцать - двадцать три, чернявая, одета прилично, наверное, одна из местных служанок, приближенных к хозяйке. Пришла, небось, чтобы подготовить 'господина артиста' к приему у госпожи.
- Так вы и есть тот самый Кайнор Мьекрский?
Гвоздь улыбнулся ей одной из своих 'улыбок-для-дам':
- А вы представляли меня другим?
Она потупилась:
- Признаться, да, немного другим. - Ее смущение было таким неподдельным, наивность такой искренней! Служаночка переступила с ноги на ногу и попросила: - Вы не могли бы что-нибудь показать... - И тут же, зардевшись, добавила: - Я имею в виду, фокус какой-нибудь, или пожонглировать.
- Для вас, сударыня... - галантно поклонился Гвоздь. - Ну-ка, - он оглянулся в поисках подходящих для жонглирования инструментов и выбрал три висевших на стене блюда. Каждое было золотым, да вдобавок к тому еще и с искусно изображенными сценами битв по краям... точнее, на двух - битвы, а на третьем - любовные утехи. Судя по всему, привезены кем-то из представителей фамилии в качестве трофеев из очередного захребетного похода.
Служаночка вздрогнула, когда он снимал их со стены, но только покачала головой. А Кайнор подмигнул ей, мол, не трусь, потом обратно повесим, никто и не заметит, - и начал представление. Сперва просто пустил блюда в воздухе по кругу, в одном и в другом направлении, затем, когда более-менее привык к их весу и форме, принялся жонглировать блюдами у себя за спиной. Чернявая стояла, разинув рот. Неужели она не видела циркачей? В столице их на любом базаре должно быть пруд пруди!
Да нет, она наверняка немного играет, делает вид, что увлечена, чтобы польстить ему. Выходит, и этой красотке тоже что-то нужно от Рыжего Гвоздя? Или ей велели потянуть время?
- Вы просто прелесть! - она захлопала в ладоши.
'...Потянуть время? Но зачем? Ты становишься безумцем, Гвоздь, вот что'.
- Ну как, вам понравилось, сударыня? - спросил он, прекратив жонглировать и развесив блюда по местам.
- Очень! Вы просто прелесть, господин Кайнор!
- Ну тогда, может, вы сочтете меня достойным небольшого приза?
Она сделала робкий шажок назад, во взгляде ее мелькнула растерянность:
- Да? Какого же?
- М-м... давайте подумаем вместе. Например, поцелуй, а?
- Нет, знаете... вот-вот должна прийти госпожа, и я...
- Госпожа? Если ты так ее боишься, красавица, тогда поцелуй мы отложим до лучших времен. А расскажи-ка мне, что за госпожа такая... - Он кивнул в сторону портрета: - Она недавно овдовела, верно?
- Д-да.
- И зачем же ей понадобился жонглер? - он поднял руки, давая понять, что да, конечно, не ожидает от нее полной осведомленности, но все-таки... Хотя бы намекни.
- А мы уже перешли на ты? Ладно, я намекну тебе, - служаночка ловко шагнула в сторону, увеличивая между ними дистанцию, но оказалась при этом далеко от дверей. Теперь Кайнор вынужден был либо стоять к ней вполоборота, либо повернуться спиной к дверям, чего он никогда не стал бы делать, если бы не зеркало. '...но что за игры играет со мной эта фифа?'
- Граф действительно умер, - подтвердила она, указывая на портрет старика, перехваченный с краю черной лентой. - И оставил не совсем обычное завещание.
- Неужели упомянул меня, недостойного?
- Да, упомянул. Но не как наследника.
- Эт понятно...
- Граф хотел, - перебила она Кайнора, - чтобы после смерти его прах был перевезен и упокоен в ллусимском Храме Первой Книги. И чтобы ты сопровождал траурную процессию.
- В качестве кого?
- В качестве самого себя - Кайнора из Мьекра по прозвищу Рыжий Гвоздь. Тебя ведь так зовут?
- Так-то оно так, но...
- Вот и отлично. Ты, конечно, чересчур самоуверен и дерзок, но это решаемо.
'Что значит 'это решаемо'? Что тут вообще происходит?!'
- Погоди-ка, милая, ты кем себя возомнила? - теперь Гвоздь рассердился не на шутку. - Сперва-то ты говорила повежливее. А если я нажалуюсь графине?
Она пожала плечами:
- Жалуйся. Можешь начать прямо сейчас, потому что я и есть графиня.
- Что-то ты мало похожа на портрет.
- Моя мать умерла десять лет назад. А отец... совсем недавно. Так что теперь, - чернявая вздернула подбородок, - я единственная, последняя представительница рода Н`Адер.
'Вот так номер, Гвоздь! '...ее смущение было таким неподдельным, наивность такой искренней!' Тебя провели, как сопливого пацана!'
- Не удивляйтесь. Я приходила, чтобы взглянуть, что вы из себя представляете, - заявила графиня. - А о деле мы поговорим чуть позже, когда вы переоденетесь и приведете себя в порядок. И кстати, - добавила она, обернувшись на пороге, перед тем, как уйти, - не забудьте поставить мальчика на место. Все равно в ближайшее время вам вряд ли представится возможность его продать.
Глава седьмая:
Древняя погребальная ладья. Человек с очень добрым взглядом. Баллуш Тихоход молится. 'Какой
