— Жрецы Ув-Дайгрэйса замарают себя подобным деянием? — презрительно скривился Раф-аль- Мон.
— Для этого всегда найдется кто-нибудь попроще, — ответил загорелый. — Правда, узнай он, кого придется «обслуживать», пришлось бы платить больше — за грязь на руках.
— Согласен, — кивнул торговец. — Платить пришлось бы больше. Но не за грязь, а за риск.
— Пшел! — прорычал загорелый.
Раф-аль-Мон хмыкнул и гордо зашагал дальше, сопровождаемый стражниками. Те за все время беседы не проронили ни слова, только прятали довольные улыбки в густых усах. Им тоже не нравился этот заносчивый старикашка, на их глазах нанесший урон сокровищнице Пресветлых, — так что они не спешили вмешиваться.
Загорелый постоял, провожая Раф-аль-Мона насупленным взором, потом продолжил свой путь. Правда, теперь он немного изменил направление и шел к сокровищнице, чтобы переговорить с Харлином.
Дворцовый казначей как раз запирал двери хранилища. При этом он несколько раз путался в количестве поворотов колеса, чего раньше с ним никогда не случалось. Расписка, по которой он выдал сегодня драгоценные камни, произвела на Харлина сильное впечатление, в особенности же то, что она была настоящей. Он не мог представить себе, что кто-нибудь в состоянии подделать подобный документ и явиться с намерением получить по нему деньги, но еще меньше дворцовый казначей мог представить, что наследный принц способен выдать такую расписку на самом деле. «Боги, да что же такое этот Раф-аль-Мон продал Пресветлому?!» — ошарашенно думал Харлин, запирая дверь сокровищницы.
Наконец он справился с замками и, обернувшись, увидел Тиелига — верховного жреца Бога Войны. Жрец застыл на последней ступеньке лестницы черно-серой фигурой и, сложа руки, наблюдал за действиями Харлина. Когда его заметили, Тиелиг приветственно кивнул казначею и сделал шаг навстречу:
— Добрый день, Харлин. Да будут Боги милостивы к вам и вашему дому.
— Добрый день, Тиелиг, — сдержанно ответил тот. — К сожалению, ваше пожелание немного запоздало.
— Боюсь, что так, — согласился жрец. — По дороге сюда я встретил старика, который волочил в своих дрожащих лапах несколько мешочков с бирками сокровищницы. Но поскольку рядом с ним шагали стражники, я не стал останавливать его. Надеюсь, я не ошибся?
— Нет, — покачал головой Харлин. — Думаю, не ошиблись. Что привело вас ко мне в этот предзакатный час? Тиелиг развел руками:
— Тот вопрос, который я уже успел задать. Что же за услуги Ашэдгуну оказал этот старик?
— Не имею ни малейшего представления, — признался Харлин, промакивая лысину скомканным платком. — Я получил расписку от принца и не имел ни малейших оснований не выплачивать денег.
— Да? — удивился Тиелиг. — Странно, мне всегда казалось, что такой финансист, как вы, способен изобрести сотню-другую причин, если не найдет ни одной настоящей. Времена меняются.
— Скорее уж меняюсь я, — пробормотал с ноткой горечи казначей. — Проклятье! Хотел бы я знать…
Он замолчал и растерянно уставился на загнутые носки своих туфель.
— Думаю, завтра узнаете, — заметил Тиелиг. — Завтра Талигхилл приедет в столицу.
— С чего вы взяли?
— Руалнир просил меня приглядывать за принцем и помочь в случае надобности. Он собирался говорить с ним лично, чтобы тот на время отсутствия правителя находился в городе, но наследник не приехал. А почти сразу же после отбытия Руалнира в усадьбу Пресветлых отправился Армахог с письмом к принцу. Думаю, завтра Талигхилла следует ждать во дворце.
— Вы просто поразительно осведомлены, — слабо улыбнулся Харлин. Последние несколько часов вымотали его, в том числе и сумасшедший бег по коридорам.
— Ничего поразительного, — пожал плечами Тиелиг. — В конце концов, я верховный жрец Ув- Дайгрэйса.
Он развернулся и стал подниматься по лестнице, а Харлин задумался. О том, почему жрец Бога Войны осведомлен о таких вещах, как переезд наследника в столицу. И еще о том, как Тиелиг станет «присматривать» за принцем, который на дух не переносит даже упоминаний о Богах.
Так ни до чего и не додумавшись, дворцовый казначей отправился наверх, вслед за верховным жрецом.
/смещение, неожиданное и яркое — как, впрочем, всегда/
В парке была глубокая ночь, о чем свидетельствовали хоры цикад и одноглазая луна, наблюдавшая за игрой. На веранде зажгли свечи, а на столике рядом с принцем и старэгхом поставили вазочки с фруктами и печеньем. Здесь же отдавали последнее тепло ночному воздуху чашки с чаем — некогда горячие.
Последняя атака захлебнулась. Талигхилл вывел резервы и добивал остатки Армахогова воинства.
— Все, — неожиданно произнес тот, откидываясь в кресле и протягивая руку к остывшему чаю.
— Что? — не понял сначала Талигхилл.
— Я проиграл, — ответил старэгх, топорща усы и отхлебывая из чашки. — Разбит полностью, и армия восстановлению не, подлежит. Поздравляю, Пресветлый.
Принц не сдержался и довольно улыбнулся, надеясь, что пляшущие тени скроют его улыбку — слишком уж мальчишечьей она могла показаться.
— Ну что ж… — Он тоже потянулся за чашкой. — А знаете, в чем ваша ошибка?
— Нет, Пресветлый, не знаю, — покачал головой Армахог. Хотел было что-то добавить, но в последний момент все-таки промолчал.
— Все дело в том, что вы… — принц запнулся, подбирая слова, — вы дорожите каждым своим воином, печетесь о части, а в результате теряете целое.
«Звучит как плохо заученная фраза», — почему-то подумалось Армахогу. Он развел руками:
— Я поступаю так, как привык поступать в жизни. Талигхилл недовольно скривился, и на сей раз он не хотел, чтобы тени скрывали его мимику.
— А махтас и есть одно из проявлений жизни, — заметил принц. — Разве не так?
— Как будет угодно Пресветлому, — поклонился Армахог. — Уже поздно. Я могу идти?
— Да, разумеется. Если желаете, вам постелят в гостевой, а нет — дадут эскорт до столицы. Но если останетесь, завтра отправимся вместе — я тоже еду в город.
— Вряд ли мне потребуется эскорт, Пресветлый. — Старэгх отставил чашку с чаем и поднялся. — Сомнительно, чтобы кто-нибудь решился напасть на меня, а если такое и произойдет — что же, в мире станет на несколько нечестивых душ меньше. Спокойной ночи.
Принц проводил Армахога недовольным взглядом.
Потом зевнул и потянулся за яблоком. Случайно заметил лист письма, которое привез днем старэгх.
Отец уехал.
Неожиданная тоска сдавила грудь так, что принц поперхнулся и с силой зашвырнул яблоко в темноту. Демоны! Что происходит?!
Но он знал, что происходит. Вернее, догадывался. Догадывался, что это как-то связано с его снами, но думать об этом не желал.
Все образуется.
/Ты же знаешь, что это ложь./
Все образуется! Сны — чепуха!
/Нет. И ты знаешь это./
Чепуха! Чушь! Это всего лишь сны.
/У других людей это было бы всего лишь снами. Но не у тебя. Не у тебя…/
Трудно спорить с самим собой. Значительно проще пойти наверх, в спальню. Даже если ты знаешь, что там тебя ждут черные лепестки.
/мелькание радужных перьев — смещение/
