какого-нибудь дамского магазина, хотя бы «Жаклин Кеннеди». Только ведь туда не подступишься!
«Хотя бы! – не без юмора подумала Тамара. – Ничего себе: хотя бы „Жаклин Кеннеди“! Мальчик с амбициями, и это неплохо. Из него получился бы отличный телевизионный художник, театральный, да и рекламщик тоже, тут он прав».
– Я вообще люблю хорошую рекламу, – болтал между тем Роман, бродя за Тамарой, как пришитый, а она все старалась отойти от него как можно дальше, поэтому они совершали круг за кругом по мастерской, словно исполняли какой-то странный танец. – Но не только торговую – политическую рекламу тоже. Сейчас иногда хорошие сюжетики стали проскакивать, но как до политики доходит – такое все убожество, такая тоска берет! Обязательно тупое лицо кандидата, какие-то слова, которым никто не верит… Вот когда были прошлые выборы в Думу, я знаете какую штучку придумал?
Роман остановился перед Тамарой, и она невольно остановилась тоже.
– Представьте: по Москве идет, к примеру, Сильвестр Сталлоне. Не настоящий, конечно, но я у нас в Нижнем знаю одного парня, который похож на него, как родной брат. Это Миша Пресняков, знаменитый хоккеист с Автозавода, не слышали? Ну вот, идет Сталлоне, и вдруг на него налетает толпа хулиганов. Он какое-то время дерется, но их слишком много, они начинают одолевать, Сталлоне падает, и вроде бы ему приходит каюк, как вдруг откуда ни возьмись подкатывает машинка, из нее выскакивает этакая русская красавица с косой, румянец во всю щеку, бюст какой надо, – и начинает махать руками и ногами, расшвыривая хулиганов. Кто лежит неподвижно, кто обратился в бегство. Слай открывает затуманившиеся глазки и спрашивает дрожащим голоском: «Ху а ю?» А красавица с косой ему гордо отвечает: «Я – женщина России!» Тут Сильвестр подскакивает, целует даме ручку, они садятся в ее тачку, которая разбегается по шоссе – и постепенно превращается в маленький самолетик. Он взлетает, кружит над городом, а в воздухе остается инверсионный след в виде огромных букв: «Голосуйте за „Женщин России“!»
Роман взахлеб засмеялся, страшно довольный собой.
– Ну как? Не слабо, верно? Может быть, если бы эти тетки, вернее, «Женщины России», взяли мой сюжет, то набрали бы больше голосов на выборах. Я предложил одной из них, которая из Нижнего, так она сделала такое лицо… Для нас, мол, работают профессиональные пи-ары, а вы кто? Пи- ары, убиться веником! Это не пи-ары, а писсуары, если после их работы такие результаты! А вам нравится? Вы как думаете, классный сюжет?
Тамара машинально кивнула, чувствуя себя невыносимо неловко оттого, что стоит так близко к Роману. Воровато отвела глаза – и уставилась именно туда, куда больше всего не хотела смотреть.
Эта картина в стиле Вальежо… Она изображала полуженщину-полузмею, с которой занимался любовью красавец-брюнет с широченными плечами и скульптурной задницей. Нижняя часть дамы была вполне женской и лицо тоже, а вот обнимала она любовника не руками, а змеиными кольцами, так что непонятно было, то ли его страсть превращает ее из змеи в женщину, то ли, наоборот, пробуждает в ней самые что ни на есть гадские эмоции.
– Красивая бабенка, верно? – спросил Роман, перехватив взгляд Тамары. – Это, так сказать, контаминация лиц некоторых моих натурщиц.
– У вас есть натурщицы?
Ну и голос у нее. Откуда в нем такая тоска? Прямо умирающий лебедь! У художника должны быть натурщицы и натурщики, это вполне нормально.
– Да так, ходят всякие девчонки.
– Вы им платите? Ну, за работу?
– Нет, я их…
Он запнулся, и в эту долю секунды Тамара мысленно продолжила: «… трахаю в качестве вознаграждения». Нет, не угадала!
– Я на них возлагаю руки.
– Что-о?! Вы, господи помилуй, еще и экстрасенс?
– Нет, что вы! – почти обиделся Роман. – Бесовщиной не увлекаюсь. Но некоторые дамы говорят, что если я кладу руку им на шею, то хондроз проходит, а если на спину, то спину перестает ломать. Я сам-то не очень верю, но разве жалко? Давайте проведем опыт, хотите?
И тотчас, не ожидая ответа, положил руку на шею Тамары.
Рука была горячая и тяжелая; Тамара невольно пригнулась и теперь смотрела вниз, на его ноги в галифе и этих черных гетрах, напоминающих солдатские сапоги.
С ней творилась что-то неладное, причем началось это некоторое время назад: с той самой минуты, как Роман пошел впереди по коридору, показывая дорогу в мастерскую, а Тамара брела следом и смотрела, как натягиваются солдатские штаны на его сильных ягодицах. Наверняка если бы он спустил штаны, задница у него оказалась бы такая же упругая и мускулистая, как у того парня на картине, ну, который сношался с женщиной-змеей. Наверное, это он себя рисовал. К примеру, одна из его натурщиц, с которыми он, без всякого сомнения, спит напропалую, сфотографировала его со спины крупным планом, оттого он и смог так тщательно вырисовать этот эротичнейший зад. Но если бы он нарисовал любовника змеи в солдатских галифе…
Тамара зажмурилась, вонзила ногти в ладони. Надо сказать ему, чтобы убрал руку с ее шеи, не то она сейчас потеряет сознание от жара, который вливается в ее тело.
– Роман, – выдохнула она, не поднимая головы, – пожалуйста, возьмите…
Господи, что она говорит?! Она хотела сказать: «Уберите руку!», а вместо этого чуть не взмолилась, чтобы он…
Роман коснулся раскаленными пальцами ее подбородка и заставил поднять голову.
Эти глаза напротив!
Тамара покачнулась.
