Тем временем пионерки покончили с пилотками и бантиками и по примеру вожатой принялись расстегивать беленькие блузочки. Под блузочками не было ничего…
Палочки снова замелькали в руках барабанщика, и, подстраиваясь под эту дробь, пионерки четко и ритмично совершили полный стриптиз, оставшись только в белых гольфах.
Вслед за этим обнажившаяся вожатая подошла к горнисту и, забрав у него трубу, приставила к своему неприличному месту – сохраняя при этом все то же серьезное, даже ханжеское выражение лица. Однако тотчас на экране появились другие персонажи, и Юрий понял, что на пионерском сборе присутствовали и посторонние. Почетные, так сказать, гости.
Почетными гостями было четверо голых мужиков. Их нагота, впрочем, была вполне объяснима, потому что пионерский сбор, как выяснилось, проходил… в предбаннике. В распахнутую дверь просматривался бассейн сауны, лица мужчин лоснились от пота, и, ей-же-ей, вполне объяснимо было желание «юных пионеров» поскорее избавиться от своей тесноватой и жаркой формы!
Камера так быстро скользнула по зрителям, что рассмотреть их было невозможно. Да и то, что вытворяла вожатая с горнистом, заслуживало, на взгляд оператора, куда большего внимания.
Теперь камера фиксировала все подробности неспешного раздевания мальчишки. Он стоял с каменным выражением лица (брови, похожие на две большие черные запятые, сурово сошлись к переносице, толстогубый рот плотно сжат), как бы и не обращая внимания на то, что проделывали ловкие руки, однако невооруженным взглядом было видно, что парень быстро дошел до точки кипения. Ну а остальные девочки прилежно повторяли преподанный урок, так что и барабанщик тоже оказался голышом.
Наконец Инга взяла горниста за руку и, скромно потупив глазки, подвела его к группе зрителей. И снова Юрий не смог рассмотреть их лиц и фигур. Они оказались прикрыты черными маскировочными квадратиками, но не все, а только три. Четвертым же зрителем… четвертым оказался не кто иной, как его бывший приснопамятный тесть – Егор Фролов!
Фролов недолго оставался пассивным зрителем. Вышел вперед, почесывая волосатое брюшко, и опустился на четвереньки. Барабанщик и горнист подходили к нему поочередно, пристраивались сзади, а он бил кулаками в пол от наслаждения, и камера не пропустила ни одной судороги, искажавшей его потное, набрякшее лицо…
Что там происходило с остальными гостями и с девушками, чем занималась ретивая пионервожатая – все это осталось за кадром. Скачки изображения свидетельствовали, что пленка перемонтирована так, чтобы запечатлелась только оргия с участием Фролова. Закончилась картина зрелищем вообще отвратным до того, что Юрий резко выключил видеомагнитофон и еще какое-то время сидел в темноте с закрытыми глазами, как если бы боялся, что, открыв их, снова увидит на экране свалку юношеских тел, сплетенных с распутной плотью разъевшегося бывшего зека, а ныне – одного из столпов экономики «третьей столицы».
Тряслись руки, когда Юрий доставал кассету, вкладывал ее в коробку и нес в тайник.
Теперь понятно, почему так резко поубавилось количество долларовых пачек… Фролову, надо думать, пришлось тряхнуть почти всей своей заначкой, чтобы выкупить эту кассету. Теперь также понятно, что стоит за словами Лоры: отец, мол, был злой, как зверь, житья никому не давал, но наконец что-то там у него уладилось, и он на радостях укатил отдохнуть. Конечно, можно порадоваться, что удалось завладеть этаким компроматом на себя самого. Можно вздохнуть с облегчением! Это ведь картина не только отвратительного настоящего, но и не менее отвратительного прошлого. Фролов строит из себя авторитета, вора в законе, чуть ли не кичится своим тюремным прошлым, не прочь козырнуть страданиями, которые претерпел от «коммуняк», а тут вдруг выясняется, что на зоне он был вульгарной «машкой» – вдобавок получавшей немалое удовольствие от того, что с ним (с ней!) проделывали сокамерники.
Однако вот какая штука… Фролов-то развлекался отнюдь не в полном одиночестве. Пусть в баньке он был пьян до полного одурения, однако потом он мог вспомнить, сколько народу было свидетелями его развлечений! Трое других гостей да плюс еще восемь человек «пионеров», включая «вожатую». Ого, сколько длинных языков! И вдобавок где гарантия, что не существует копии этой пленки? Но, видимо, Фролов в этом уверен. А также убежден, что никто из свидетелей оргии не проговорится об этом. Предположим, Фролов им тоже хорошо заплатил, пригрозил, а может, и вовсе заткнул рты – вполне натурально, физически. Хотя нет: Инга еще вполне жива и очень даже бодра, судя по тому, какой Юрий видел ее вчера вечером. Можно предположить, что и остальные здоровы. Значит, Фролов убежден в их молчании. А вот что станет с человеком, в молчании которого он
Скажем, вдруг да заподозрит, что чья-то шаловливая ручонка прикасалась к кассете – та же самая ручонка, которая вытащила из тайника последнюю пачку денег…
Да нет, Фролов ни за что не сообразит, что к этому делу причастен его бывший зять-неудачник! Ни за что не догадается! А… а вдруг?
Юрий со вздохом достал из кармана увесистый долларовый груз, повертел его в руках и понял, что не судьба ему, пожалуй, в одночасье сделаться если не богатым, то хотя бы состоятельным человеком. Очевидно, на роду написано перебиваться случайными заработками. Ну что ж, как говорится, жизнь дороже!
На ощупь отсчитал десять бумажек, вытащил их из пачки и мрачно усмехнулся: тысяча долларов – именно эту сумму ему задолжал Саня за транспортировку некой загадочной кассеты. После просмотра кассеты с компроматом на Фролова определенно требуется моральная и физическая компенсация. Будет только справедливо, если Юрий сейчас возместит Санин долг. Но не более того!
Странно: денег стало меньше, а настроение улучшилось. Да и тысяча баксов – очень немало. Сколько это на рубли по нынешнему курсу? Ничего! Во всяком случае, на какое-то время.
Не зная, то ли хвалить себя за осторожность, то ли ругать за трусость, Юрий положил остальные деньги на дно тайника, но, когда отправлял туда же кассету, почувствовал, что край бумажной наклейки чуть отошел. Послюнив палец, Юрий приклеил этикеточку на место – и вдруг, повинуясь непонятному предчувствию, прошел в туалет. Дважды нажал на клавишу выключателя почти без перерыва, свет вспыхнул только на секунду, но этого было достаточно, чтобы Юрий успел разглядеть название, написанное на наклейке. И ему показалось, что он заранее знал, что увидит…
«Фильм», который он только что посмотрел, назывался «Черное танго».
Глеб Чужанин. Июнь 1999
Стоило Ираиде положить трубку, как телефон зазвонил снова.
Чужанин завел глаза.
