Подобный взгляд на вещи перекликается с текущей полемикой. Это то, что профессор права Нью- Йоркского университета Рошель Дрейфус осуждает как теорию креативной собственности, вроде «если есть ценность, то есть и право на нее»[52]. Если есть ценность, то некто должен иметь право на эту ценность. Это тот самый взгляд, который привел организацию ASCAP, охраняющую права композиторов, в суд с иском против девичьей скаутской организации, члены которой не догадались заплатить за песни, которые девочки исполняют в походе у костра [53]. «Ценность» у песен была, значит, и права на пение надо иметь, даже девочкам-скаутам. Конечно, данная идея несет возможную интерпретацию концепции творческой собственности. Но теория «если есть ценность, то есть право» никогда не была американской теорией креативной собственности. В нашем праве и духу ее не было.
Напротив, в нашей традиции интеллектуальная собственность – это инструмент. Она лежит в основе деятельного авторского сообщества, но остается подчиненной ценности творчества. Текущая полемика повернула все с ног на голову. Мы так озаботились защитой инструмента, что потеряли из виду саму ценность.
Источник этого недоразумения кроется в том разграничении, которое закон более не утруждается проводить, – между переизданием чьего-либо труда, с одной стороны, и взятием за основу и преобразованием его – с другой. Закон об авторском праве с момента своего рождения применялся только к публикации, сегодня же он регулирует и то, и другое. До интернета подобное слияние не имело никакого смысла. Издательские технологии были дорогостоящими, что выражалось в коммерческом характере подавляющего большинства публикаций. Коммерческие структуры способны были выдержать ношу закона и даже то бремя византийской замысловатости, каким сделался закон о копирайте. Просто это была еще одна статья расходов в бизнесе. С рождением интернета естественные пределы действия права исчезли. Закон контролирует не только деятельность коммерческих авторов, но, по сути, творчество каждого. Такое расширение сферы действия было бы важно, если бы закон о копирайте распространялся только на «копирование». Однако когда право трактуется столь широко и расплывчато, расширение значит очень много. Бремя этого закона теперь значительно перевешивает любую предполагаемую выгоду. Происходит это, разумеется, потому, что он распространяется на некоммерческую творческую деятельность – причем, чем дальше, тем больше. Так же, как и на коммерческое творчество. Как станет очевидно из последующих глав, право все меньше поддерживает творчество и все больше занимается защитой определенной индустрии от конкуренции. Как раз в тот момент, когда цифровая технология могла бы вызвать небывалый всплеск разнообразного коммерческого и некоммерческого творчества, закон отягощает авторскую деятельность вычурными и туманными нормами с угрозой применения неприлично жестоких наказаний. Возможно, как пишет Ричард Флорида, мы являемся свидетелями «зарождения класса творцов». Увы, мы наблюдаем, к тому же, рост влияния этого класса творцов[54]. Эти правовые обременения нашей традиции чужды. Начать следует с того, чтобы лучше понять нашу традицию и поместить в соответствующий контекст нынешние баталии вокруг явления, называемого «пиратством».
I глава
Творцы
В 1928 году родился один мультипликационный персонаж. Тот Микки Маус дебютировал в мае в немом фильме под названием «Без ума от самолетов». А в ноябре, в Колониальном городском театре Нью-Йорка демонстрировали первый звуковой мультфильм «Пароход Уилли». Там появился персонаж, который стал впоследствии Микки Маусом. Он-то и попал в широкий прокат.
Синхронное озвучивание появилось в кино годом ранее, в фильме «Джазовый певец». Успех картины побудил Уолта Диснея скопировать технологию и смикшировать звук с анимацией. Никто не знал, сработает ли это, а если сработает, то понравится ли зрителям. Но пробные показы летом 1928 года показали недвусмысленные результаты. Дисней так описывает этот первый опыт:
«Пара моих ребят умели играть с листа, а еще один играл на губной гармошке. Мы посадили их в комнату, из которой они могли видеть экран, и сделали так, чтобы звук звучал в зале, в котором наши жены и друзья собрались смотреть картину. Парни использовали партитуру с музыкой и звуковыми эффектами. После нескольких фальстартов звук и действие пошли в одной упряжке. Человек с губной гармошкой играл мелодию, а остальные молотили по оловянным кастрюлям и свистели на дудочках в ритм. Синхронизация была почти точной. Эффект, произведенный на нашу скромную аудиторию, был просто ошеломительный. Она почти инстинктивно откликнулась на объединение звука и картинки. Я-то думал, они надо мной подшутили. Тогда меня посадили в зал и запустили действо снова. Это было чертовски здорово! И это было что-то новое!»[55].
Тогдашний соратник Диснея и один из величайших талантов анимации, Аб Айверкс описал все это еще ярче: «Никогда в жизни я не испытывал такого потрясения. С тех пор ничто так и не сравнилось с теми переживаниями».
Дисней создал нечто абсолютно новое, опираясь на кое-что относительно новое. Синхронный звук привнес жизнь в тот вид творчества, который нечасто – пожалуй, лишь в руках самого Диснея – превращался в нечто большее, чем простое подспорье для других фильмов. За всю раннюю историю мультипликации именно изобретение Диснея установило тот стандарт, которому все прочие стремились соответствовать. И довольно часто великий гений Диснея, его творческая искра зиждились на трудах других людей.
Многое из этого хорошо известно. Зато, возможно, не столь известно, что 1928 год является вехой еще одной важной перемены. В том году один гениальный комик создал свой последний, независимо спродюсированный немой фильм. Этот комик – Бастер Китон, а фильм назывался «Пароход Билл- младший».
Китон родился в семье эстрадных актеров в 1895 году. В эпоху немого кино он мастерски использовал жанр грубой физической комедии, вызывая у зрителей безудержный смех. «Пароход Билл-младший» был классикой этого жанра, известной среди знатоков кино своими невероятными трюками. Фильм был по- настоящему китоновским – бешено популярным и одним из лучших в ряду подобных картин. «Пароход Билл- младший» вышел на экраны до диснеевского мультфильма «Пароход Уилли». Совпадение названий неслучайно. «Пароход Уилли» – явная анимационная пародия на картину Китона[56], при этом оба фильма взяли за основу одну и ту же песню. Мы обогатились «Пароходом Уилли» не только благодаря изобретению синхронного озвучивания в «Джазовом певце». Дело еще и в создании Бастером Китоном «Парохода Билла-младшего», в свою очередь, родившегося из песни «Пароход Билл». Так мы заполучили «Пароход Уилли», а с ним – и Микки Мауса.
В этом заимствовании не было ничего необычного ни для Диснея, ни для индустрии в целом. Дисней всегда попугайничал, пародируя полнометражные кинофильмы того времени [57]. Так же поступали многие другие. Ранние мультфильмы полны копирок – легких вариаций на
