Трубы возвестили вскоре приезд Людовика XIV, который появился в сопровождении толпы егерей и дам. Другая толпа ожидавших дворян бросилась во двор поклониться королю, и потом вслед за ним вошла в парадные залы дворца, среди пажей и камер-лакеев, освещавших путь факелами и свечами. Это торжественное движение вверх по широкой парадной лестнице служило символом блестящего царствования короля, достигшего в то время высшей степени славы и величия. Ослепленный окружающим, Югэ пошел вслед за Колиньи в галерею, где только что остановился король.
- Граф де Шарполь, нарочно приехавший недавно из Арманьяка, чтобы иметь счастье поклониться вашему величеству и лично выразить желание посвятить себя службе вам, - произнес Колиньи с низким поклоном.
- Очень рад приезду графа де Шарполя к моему двору, - отвечал король, который уже начинал выказывать свое расположение к молодым людям и которому лицо Югэ сразу понравилось.
- Граф де Шарполь хочет ещё просить ваше величество не отказать ему в милости, - продолжал его покровитель.
- Уже! - ответил король, улыбаясь немного насмешливо, но не без благосклонности.
- Я хочу, чтобы признательность ознаменовала первый же день, когда мне было дозволено представить себя в распоряжение вашего величества, - отвечал Югэ с почтительной смелостью.
- Говорите, - продолжал король, обращаясь к Колиньи.
- Он имел несчастье встретить одного искателя приключений и, по роковому стечению обстоятельств, был вынужден обратить против него шпагу и уложить на мостовой доброго города Парижа.
- Дуэль! - произнес король, нахмурив брови.
- Я не был бы здесь, и ваше величество хорошо это изволите знать, если бы дело графа де Монтестрюка не было правым. Он был вызван и должен был защищать свою жизнь против недостойного противника, который прежде ещё изменил у графа Шарполя законам гостеприимства.
- Если так, то я прощаю и надеюсь, что впредь вы не забудете почтения и повиновения издаваемым нами указам.
- Это ещё не все, государь. Вследствие этой дуэли графа де Шарполя заманили в засаду и он вынужден был защищаться против ночного дозора, который напал на него. Он вынужден был опять обнажить шпагу, и опять была пролита кровь.
- И я тем более об этом сожалею, - сказал Югэ, - сохраняя спокойное и почтительное положение, - что все честолюбие мое при отъезде из провинции, состояло в том, чтобы пролить всю мою кровь, до последней капли, для славы вашего величества.
- Я же, ручаясь за повиновение и добросовестность графа де Шарполя, осмелюсь ещё сослаться и на самое имя, какое он носит. Преданность королю передается в его роду от отца к сыну. Граф де Шарполь единственный представитель своего рода. Ваше величество изволите знать о подвиге первого из Шарполей, когда дело шло о свободе и жизни короля Генриха IV, вашего славного деда.
- Знаю, - отвечал Людовик XIV, - покойный король, отец мой, рассказывал мне эту историю. Я очень рад видеть при своем дворе потомка того человека, который приказал себя тогда таким хорошим французом и таким хорошим солдатом. Благодарю графа де Колиньи за предоставленный мне случай узнать его.
- Мое искреннее желание - идти по стопам графа Самуила де Шарполя и кинуться с обнаженной шпагой на врагов короля.
- Может ли граф де Шарполь надеяться, государь, что его больше не будут преследовать?
- Я прикажу и даже сделаю больше.
Король сделал знак, подошел дежурный офицер.
- Маркиз де Креки, - продолжал он, - в моей военной свите есть, кажется, вакантное место поручика. Скажите графу де Лувуа, чтобы он отослал патент графу де Шарполю.
Сказав это, король приветливо махнул рукой Колиньи и Югэ и пошел дальше. все заметили благосклонную улыбку короля во время длинного разговора с новым лицом при дворе. Придворные, стоявшие поодаль, придвинулись ближе: всем любопытно было узнать имя дворянина, принятого королем так милостиво. Некоторые, получив ответ от Колиньи, пожелали познакомиться с Югэ.
- Король разговаривал с вами сегодня благосклонно, - сказал Колиньи Югэ, - завтра у вас будет больше друзей, чем волос на голове.
- Тем лучше!
- Ну, не знаю. Иногда бывает очень опасно иметь много таких друзей. Их объятия напоминают мне те венки, которые вешали в древности жрецы на шею жертвам. Вас осыпают приветствиями, и в то же время ведут незаметно к краю пропасти. Ни в одном болоте нет таких опасных ям, как в этих позолоченных галереях. Здесь нужно ходить, открыв глаза и уши.
Совет был хорош, но одна вещь заботила Монтестрюка больше, чем все козни на скользком придворном полу. Ему хотелось разгадать загадку, которая хранилась у него в кармане, в виде записки с подписью Орфиза де М...
Прежде всего, после представления королю, он поспешил к герцогине д'Авранш. Он нашел её в великолепном наряде, она собиралась ехать на прием к королеве. Шиврю был у неё и рассыпался в похвалах по поводу её драгоценностей, которые горничная подавала ей. Шиврю не смог скрыть удивления при виде Югэ, но поспешил к нему навстречу.
- Что это мне говорили? За вами гоняется полиция? Слава Богу, это неправда, я вижу!
- Теперь это действительно неправда, но ещё недавно я не мог бы этого сказать.
- Как это?
- Целая история: беготня по улицам, прыжки через стены, переодевание, и все это, чтоб отделаться от полицейских, выпущенных на меня целой стаей.
- Выходит, настоящая одиссея? - спросил Шиврю.
- Которая окончилась только в Фонтенбло, у короля.
- Теперь все для меня ясно! Вот почему я вас так давно не видела, сказала Орфиза. - Мне тоже говорили о какой-то дуэли, в которой вы творили чудеса... Вас сравнивали со знаменитым Амадисом Гальским!
Сарказм Орфизы затронул Югэ за живое.
- Эта дуэль, о которой вам рассказывали, вероятно, разные бездельники, - отвечал он, - имела удивительные последствия, и первое из них была схватка, в которой два или три бедняка лишились жизни.
- Столько разом! И, без сомнения, от вашей могучей шпаги!
- Увы, да. Другое последствие то, что ваше имя было замешано в этой истории.
- Мое имя? - вскричала Орфиза.
- Ваше имя, лучшее доказательство - вот эта записка.
Югэ вынул из кармана записку, переданную ему вчера, и передал её раскрытой герцогине. Пробежав её глазами, она расхохоталась.
- И вы могли подумать, что я написала подобную записку? - спросила она. - Вот наивность, очень близкая к дерзости! Взгляните, Шиврю!
Герцогиня передала записку Шиврю, он улыбнулся.
- Меня обвиняют в тщеславии, - сказал он, взглянув на записку, - но, сказать по правде, если бы мне прислали подобное нежное письмецо, то, прежде всего, я бы вздохнул от сожаления, что не могу этому поверить, но никогда бы не подумал, что написала его герцогиня д'Авранш! Бедный друг мой! Какая же странная мысль пришла вам в голову!
Орфиза улыбнулась одобрительно, и эта улыбка окончательно рассердила Монтестрюка. Он взял из рук Шиврю записку, скатал её шариком и спокойно бросил в огонь.
- Немного золы - и ничего не останется! - сказал он.
Потом продолжал шутливым тоном:
- Это однако же неблагодарно! Я бы должен был хранить этот кусок бумаги, какая бы рука ни написала его, хоть на память о том добре, которое он принес мне.
- Что это за добро? - спросил Шиврю.
- Вещь очень ценная - благоволение короля.
