навязчивой, она спросила:
— А почему ты… собственно, почему ты не мог на ней жениться?
— Видишь ли, Спортивный клуб обходится всем нам недешево. Поэтому если там часто бывать, то ни о каких сбережениях не может быть и речи.
— Тебе приходится брать взаймы?
— Нет, я никому ровным счетам ничего не должен. Но я полагал, что, женившись, обязан создать своей жене приличное гнездышко.
Это прозвучало очень по-книжному.
Марта пожала плечами, как бы говоря, что вопрос о деньгах не стоит того, чтобы над ним задумываться. Она чувствовала, что во всем этом есть какая-то неувязка, но сейчас ей было не до того. «При чем тут деньги?» — спрашивала она себя.
А Дуглас, точно беспомощный ребенок, подошел к ней и проговорил с мольбой:
— Я, право, не знаю, что делать, Мэтти!
Она принялась его успокаивать. И вскоре они уже лежали в постели. Физическая близость ничего ей не дала, но тем нежнее стала Марта относиться к нему. К концу вечера было решено, что они поженятся. Вернувшись к себе, Марта со спокойным и злым презрением прошла на заднюю веранду, сообщила миссис Ганн, которая молча и неодобрительно смотрела на нее, что выходит замуж, повернулась на каблуках и ушла в свою комнату, прежде чем та успела слово вымолвить. Затем она села и написала родителям, что выходит замуж «за молодого человека, находящегося на государственной службе», что они поженятся через десять дней и в конце следующей недели она привезет его на ферму «для знакомства». «Само собой разумеется», что брак свой они будут оформлять в бюро регистрации.
На следующее утро Марта проснулась в ужасе. Она сказала себе, что, видно, она с ума сошла — вернее, была вчера невменяема, а сегодня опомнилась. Не хочет она выходить замуж за Дугласа и вообще не хочет выходить замуж. Она представила себе Дугласа, окинула его бесстрастным критическим оком и просто содрогнулась. Она решила позвонить ему с работы и сказать, что они совершили ужасную ошибку. После этого Марта успокоилась и, почувствовав себя снова внутренне свободной, отправилась на работу. Но едва она вошла в контору, как на нее со всех сторон посыпались поздравления.
— Да откуда же вы узнали? — спрашивала она с досадой, но злость ее уже испарялась при виде всех этих сияющих лиц. Оказалось, что Мейзи позвонила миссис Басс из конторы, где она теперь работала, и сообщила новость. — Но откуда же Мейзи узнала? — удивилась совсем сбитая с толку Марта.
— Она сказала, что ваш… ваш жених был вчера вечером в клубе, напился по этому поводу и устроил отчаянный дебош.
Марта кивнула и, чтобы выиграть время, принялась снимать чехол с машинки. Дуглас привел ее домой в полночь. Значит, он после этого пошел в клуб? Она ясно представляла себе, что потом произошло; гнев, отвращение и какая-то неприятная тревога овладели ею.
Зазвонил телефон — спрашивали Марту. Оказалось — Мейзи. Спокойно и слегка насмешливо заговорила она с Мартой. Поздравив подругу с тем, что она так ловко «подцепила Дугги — кто бы мог подумать, что Дугги даст себя подцепить!» — Мейзи рассказала, что «волки» положительно разгромили город, а в клубе все перевернули вверх дном. Утром на статуе Сесиля Родса оказался ночной горшок, и все фонари были выкрашены красной краской. Пэрри, Бинки и Дуглас от четырех до семи утра хлестали бренди с дежурным полисменом, вместо того чтобы сидеть в участке (разве тюрьма создана для людей с таким положением?). Их оштрафовали на десять шиллингов каждого, и сейчас они, по всей вероятности, уже снова вершат судьбами страны.
— И Дуглас был с
— А с кем же еще? Ты разве не знаешь, как наш Дугги может разойтись?
Марта повесила трубку и увидела, что рядом стоит мистер Робинсон и хочет поздравить ее. После него подошел мистер Макс Коэн. Оба пожали ей руку, как-то особенно многозначительно улыбаясь и словно приветствуя нового члена их сообщества. Только какого? Но Марта все же поняла, что, по их мнению, она «хорошо устроилась». Это чувствовалось в каждой улыбке, в каждом жесте, даже в тоне, каким они поздравляли ее. С лица мистера Робинсона не сходила улыбка — широкая, любезная, немного грустная улыбка, которую Марте предстояло видеть на всех лицах в течение ближайших недель. Он сказал:
— Ваш жених только что звонил мне. Можете быть свободны и веселитесь как следует. Замуж выходят ведь только раз — по крайней мере, так я полагаю, — добавил он, взглянув на своих конторщиц, и они угодливо рассмеялись.
Марта задержалась у вешалки, пудря нос и стараясь понять, почему, собственно, все считают, что она хорошо устроилась. Ей это вовсе не казалось. Да и вообще — не это же главное. Она спустилась вниз — на улице ее ждал Дуглас. Его точно подменили. При первом же взгляде на него Марта почувствовала неприязнь, но постаралась побороть ее. Глаза у него были красные, пухлые щеки заросли темной щетиной, костюм измят.
— Пошли! — воскликнул он. — Дернем как следует, чтоб чертям тошно стало. — И он испустил такой победный клич, что прохожие оборачивались и с улыбкой смотрели на них. Казалось, весь город знал, в чем дело. — Я еще не ложился сегодня, — хвастливо заявил он, и Марта рассмеялась, хотя ее и раздражал его самодовольный вид.
Внезапно Марта поняла, что он ведет ее на квартиру к Мэтьюзам. Она остановилась и заявила, что ни за что туда не пойдет. Но оказалось, что Стелла и Дугги знакомы много лет, очень дружны и Стелла сегодня в девять утра позвонила Дугги и пригласила счастливую пару к себе завтракать.
Когда они пришли, Стелла крепко обняла Марту — в глазах ее светились самые теплые чувства и даже блеснули слезы. Она прошептала:
— Я так рада, Мэтти, дорогая. Теперь все в порядке, правда?
Стелла чуть крепче прижала к себе Марту, и это было единственным напоминанием о случае с Адольфом, хотя всякий раз, когда разговор мог коснуться этой истории, Стелла незаметно и многозначительно улыбалась Марте. Но Марта не отвечала на эти улыбки — ей казалось, что только так она может остаться верной себе. Они пили все утро. Задолго до второго завтрака Марта была уже «навеселе». Ею овладело необычайное возбуждение. За вторым завтраком они долго сидели у Макграта и предавались возлияниям. То и дело к ним подходил кто-нибудь с поздравлениями, а как только завтрак был окончен, они отправились в Спортивный клуб, куда уже начал стекаться народ, так как было около четырех. В клубе Марту и Дугласа целовали, обнимали и хлопали по спине десятки людей — их чуть не утопили в шампанском под дружный припев: «А у нас никто не думал, что можно Дугги подцепить».
Бинки несколько раз танцевал с Мартой — он был удивлен и зол, но тем не менее твердил, что она премилая детка, а потом вдруг заявил, что в воздухе, видно, носятся микробы женитьбы, все женятся, придется и ему пристроиться, пока его насильно не пристроили, — правда, теперь, когда Марта выбыла из игры, это уже неинтересно. И он горестно вздохнул — притом вполне искренне: он уже не был главою своего клуба и сознавал это.
В четыре часа утра вся компания отправилась в «Король клубов», а на заре вернулась к Мэтьюзам, и Марта с Дугласом, повалившись на диван, тут же заснули. Когда они проснулись, перед ними стояла Стелла с двумя чашками чая, прелестная в своей неряшливости: на ней был довольно засаленный красный шелковый халатик, темные блестящие полураспустившиеся косы рассыпались по плечам, точно у нерадивой школьницы. Она принялась подшучивать над любящей парой — ведь Дуглас и Марта спали друг к другу спиной и притом на расстоянии нескольких дюймов.
Дуглас заявил Стелле, что у нее грязный умишко. «Совсем как Донаван», — подумала Марта, замкнулась и стала задумчивой. Дуглас последовал за Стеллой на кухню, где они занялись приготовлением завтрака и флиртовали, пока Эндрю не разозлился. И Стелла тут же, точно по мановению волшебника, преобразилась в скромную, преданную жену, прислуживающую мужу и гостям. Она вышла к завтраку в белом полотняном платье — простеньком, как одежда медицинской сестры. Волосы ее были уложены вокруг хорошенькой головки. Она была так прелестна, что ни муж, ни Дуглас не могли глаз от нее отвести. Но Марта ничего этого не замечала, она была погружена в мрачные размышления. К счастью, завтракали
