придирались друг к другу, дрались, изобретали воинственные игры, иногда опасные.
Один из наиболее сообразительных, которому надоело вытаскивать занозы да шипы из своего постоянно мешающего члена, соорудил ему защиту из орлиных перьев и листьев. Тут же началось соревнование, кто состряпает наиболее высокохудожественный передничек. И вот уже все монстры щеголяют в обновках, постоянно выдумывая новые фасончики и фестончики.
Затем всех монстров поразило неожиданное событие: умерли двое старших ветеранов, искалеченных жестокими расщелинами. Они с тихой тоскою следили, как приносят неповрежденных младенцев орлы, видели и женщин, детей приносящих. Смотрели, сравнивали, сознавали свое несовершенство, уродство. Видели это и все остальные. Смерть этих двоих устранила источник горечи, захватила с собою и принесенный ими в долину детский язык. Монстры с большой охотой перешли на речь, принесенную Мэйрой и Астрой, постоянно в ней практиковались и без всяких сожалений распростились с прежним младенческим лепетом. Но в то же время им казалось, что ушли от них не только эти двое, ушло еще что-то, и как будто их осталось намного меньше.
На них давил страх, они постоянно чувствовали опасность. Да, орлы принесли им двоих новых монстров, и эти младенцы уже кормились у оленихи, но вдруг снова придет смерть? Хищники иногда выскакивали из лесу, воровали детей. Река уносила неосторожных в море, и они исчезали навсегда. Мало их было, слишком мало. Вот двое умерли без всякой причины — древним людям еще не понятно было, что можно умереть от старости, — а вдруг они все умрут так же, просто умрут? Хроники повествуют об их страхе.
На ночь они выставляли стражу, следить за лесными хищниками, заготавливали груды камней. Камнями они швырялись метко, могли и птицу сбить на лету, убить мелкое животное. Швыряли они также дубинки и палки, могли загнать всякую живность. Но они знали, что если из леса вдруг вырвется стая диких зверей, им несдобровать.
Когда с гор спустились женщины, их встретили горячими объятиями, но и на предупреждения насчет хищников не скупились. Визит удался, монстры в восторге, их дамы тоже, но всему на свете приходит конец, и вот компания отправляется обратно к побережью. Они оседают в пещерах возле Мэйры и Астры — территориальная констатация новой расстановки сил, раскол Расщелины.
После их ухода оставшимся в долине становится совсем одиноко. К тому же почти сразу погибают еще двое. Они залезли на дерево за какими-то лакомыми плодами, не заметив затаившегося там хищника. Сбежать им не удалось, большая дикая кошка оказалась слишком проворной. Оба не вернулись в долину.
Парни сгрудились вокруг большого бревна, опасливо вглядываясь в окружающую чащу. Им захотелось бежать за гору и уговорить женщин вернуться, остаться в долине.
Орлы приносят еще двух новорожденных монстров, орущих от голода, требующих пищи. Наконец-то новое пополнение, как раз вместо двух погибших в лесу. Надо кормить, но старой оленихи не видать. Орлы высятся над принесенными младенцами, наблюдают за их корчами; младенцы надрываются, засовывают в рот крохотные кулачки… Там, за горой, множество тяжелых от молока грудей, но они далеко, а соски монстров бесполезны.
Из лесу вышла старая олениха и остановилась, глядя на надрывающихся младенцев. Монстры издали радостный вопль, тут же увядший в тяжкий вздох. Они видят, что вымя оленихи сморщено, ссохлось. Нет в нем молока. Она постарела, морда и уши поседели. Олениха подняла голову, поглядела на монстров, потом обменялась взглядом с орлами. Затем чуть отошла в лес и негромко мемекнула. Монстры и орлы молча наблюдали за ней, младенцы продолжали вопить. Олениха издала еще какой-то звук и повернулась навстречу двум молодым, очень похожим на нее самочкам. Они почти ткнулись друг в друга носами. Казалось, они что-то обсуждали. Из лесу робко вышли два олененка, подошли к трем взрослым. Молодые оленихи приблизились к младенцам и остановились над ними, уставившись на старую, возможно, их мать. Затем принялись поглядывать на орлов, младенцев и толпу. Оленята принялись сосать. Когда первая олениха, теперь состарившаяся, пришла на выручку к младенцам, она уже потеряла своего детеныша, поэтому она могла лечь рядом с мальчиком. Оленята ни с кем делить мать не желали.
Парень-монстр схватил орущего младенца и нырнул под молодую олениху. Олененок отпрыгнул, и парень прижал рот младенца к теплому соску, из которого капало молоко. Ребенок принялся сосать, но оленихе все происходящее пришлось не по вкусу, как и ее детенышу. Прежде чем вторая молодая олениха успела ретироваться вслед за первой, все тот же юноша успел прижать второго младенца к ее вымени. Еще двое схватили тыквы-долбленки и успели надоить в них какое-то количество молока.
Старая олениха медленно двинулась обратно в лес. Теперь люди увидели, что она хромает. Голова ее понуро повисла, висел и короткий хвостик, которому положено победительно торчать к небу.
Парни с тыквами не знали материнской ласки. Их выкормила и вылизала старая олениха, и они разом издали тяжкий вздох, как будто даже заглушивший вопль младенцев.
Что делать? Орлы прекрасно сознавали затруднение. Они оторвали по кусочку от предложенных им рыбин и попытались засунуть в широко разинутые в вопле пасти младенцев.
А рядом, за горой, лениво свешивались к морю, колыхались, елозили по животам, праздно болтались налитые груди, полные молока. Парни понеслись вверх, добежали до вершины, направились вниз, мимо скалы Убиения, на виду у разлегшихся по линии волны женщин. Две обитательницы крайней пещеры тоже заметили их и позвали к себе. Пока Старые Они колебались, не стоит ли поразмыслить о том, чтобы сменить лежачее положение на сидячее и подумать о решительных действиях по пресечению вторжения, оба парня уже подбежали к пещере Мэйры и Астры. Астру они узнали сразу, потом признали и Мэйру. Срочность миссии заставила их забыть о всякой осторожности, и они сразу потянулись к тяжелым кожным мешкам со спасительным молоком. Мэйра и Астра поняли, что пригнало парней. Они уже хмурили лбы, размышляя о судьбе младенцев.
— Что, что? — забеспокоились женщины.
— Молока! Молока! — умоляли парни.
В сознании женщин Расщелины происходили сдвиги, изменения. Конечно, те, которые только что вернулись из долины, не могли дать молока. Но и они, и Астра с Мэйрой говорили с подползавшими к пещерам товарками, сестрами, соплеменницами. Так или иначе, но две женщины с налитыми молоком грудями подошли к пришельцам-монстрам.
Возможно, это и были матери младенцев, оравших от голода внизу, в долине.
— Идите с ними, — сказали Мэйра и Астра, и пещера тут же опустела. В ней остались только Мэйра, Астра и Первая, за которой они все время наблюдали. Две молодые женщины и два монстра кинулись к горе.
Конечно же, страшно женщинам было, очень страшно. Они взобрались на гору к орлиным гнездам, к барьеру, который всегда казался им краем света. Перед ними открылся вид на обширную долину, на мощный водный поток. Парни довольно толково помогали им спускаться, и вскоре они оказались окруженными толпою монстров, выросших, подходящих им по размерам. Женщинам протянули младенцев, и пришлось подавить естественное отвращение к этим неестественным уродцам, прежде чем приступить к кормлению.
Младенцы присосались к ним так же, как перед этим к оленихам, наелись под внимательными взглядами монстров и орлов. Монстры впервые видели ребенка, сосущего грудь женщины. Младенцы насосались, отвалились от кормилиц, как распухшие пиявки, их отнесли на мягкий мох поспать, отдохнуть после тяжких трудов. А женщинам дали наконец воды, фруктов и испеченных на раскаленных солнцем камнях птичьих яиц.
После этого начались игры, о которых раскалывали Мэйра и Астра, с игрушками палочкой и дырочкой, и парни, сначала голодные, совсем как только что наевшиеся младенцы, ринулись в игру очертя голову, а потом, насытившись, продолжали ее для развлечения и из любопытства.
— А что это? А зачем это? А у тебя? А можно туда палец сунуть?
И женщины забыли про свой страх и начали втягиваться в игру.
Два новых монстра росли, шумели и буйствовали так же, как и Первая, оставшаяся в пещере с Мэйрой и Астрой.
Прошло время, ушедшие вернулись на берег, а вскоре после этого подошел срок родить Мэйре и Астре. Одна родила расщелинку, другая — мальчика (слова такого еще не использовали).
