безопасная, если ребенок не следовал по ней в одиночку. Женщины всегда путешествовали группами, детей сызмальства приучали к той же мысли. Однако много в лесу зверья хищного, и не один пацан, пустившийся в путь без сопровождающих, пал жертвой хищников. Марона нападала на Хорсу, требуя от него, чтобы он положил конец этому бегству тайком, чтобы он обеспечил безопасность детей, дабы избежать ненужных жертв… Хорса и его люди лишь смеялись. То, что она тут молола, обличало ее полное невежество в отношении как мальчиков, так и мужчин, их внутреннего мира. Разумеется, пацаны должны сбегать из переполненных пещер, где сплошные визг, плач да сопли, должны покидать их тайком, иначе весь смысл пропадает.
— Что тут объяснять? Неужто не ясно? — удивлялся Хорса и называл Марону дурой.
Малыши, которые чувствовали себя взрослыми, покинув материнский берег, отправлялись «в деревья». На берегу деревьев, почитай, вовсе не росло. Прибытие группы мальчиков, сбежавших из-под опеки мамаш, — прекрасное зрелище. Сами они с восторгом осматривались на большой поляне между двумя стенами деревьев. Лазить по деревьям — их любимое занятие. Леса покрывали весь остров, если это был остров, за исключением площадей, занятых болотами да топями. На деревьях к тому же безопасней. Не все хищники с легкостью могли по ним прыгать. Взрослые жили на земле. Сообщалось о некоторых группах мужчин, живущих исключительно на деревьях, но к племени Хорсы это не относилось.
Мальчики лет семи или около того почти все время проводили на деревьях. Какой пацан может устоять против приключений в ветвях и в листве? Жизнь — что надо! Вниз они спускались, чтоб поесть, на пиры да в походы. Вверху устраивали платформы, качели, ходы, подъемные приспособления. Жизнь учила выносливости, жизнь учила жизни. Не обходилось без несчастных случаев, добавлявших топлива в костры женского гнева. Ведь сломавших руку или ногу отсылали на берег для лечения и ухода. Неужели нельзя следить за детьми, чтобы не допускать падений, ведущих иной раз и к смерти? Эти требования поражали мужчин идиотизмом. Конечно, мальчики стремятся к опасности, разумеется, всегда будут несчастные случаи, даже гибели не избежать. Неужели этим дурам никак не дотумкать до этой очевидной истины своим куцым умишком?
Снова ругань, снова Марона пилит Хорсу, осыпает его обвинениями. И все без толку. Семилетние мальчики сбегали, сбегают, и впредь будут сбегать к лесам, к мужчинам. Каждый из мужчин когда-то оставил морской берег, у каждого в памяти сохранились детские впечатления: как там плохо и тесно в пещерах и на берегу, в загончиках для детей.
Хорса отметил, что берег велик, что можно расширить поселение, сменить место проживания. Да, пещеры удобны, у мужчин даже сохранились связанные с морем первые детские теплые воспоминания. Скалы там из мягкого песчаника, в котором нетрудно делать углубления. Хорса сказал, что мужчины готовы обустроить новый дом для женщин, ничем не хуже старого и намного просторнее. Но многовековые привычки нелегко изменить. Это их дом, возразили женщины, дом, в котором появились на свет все они, мужчины и женщины. И они не собирались этот дом покидать.
Марона узнала о предстоящей экспедиции не от Хорсы, а из болтовни собственных девиц. Куда они собрались? Далеко ли? Марона поняла, что мужчины отправляются уже совсем скоро, лишь когда одна из женщин спросила, пойдет ли она с ними. Наконец, слишком поздно, она поняла, что некоторые из ее женщин уходят, как и все мальчики, которые находились при Хорсе. Подумав, к чему это приведет, Марона ужаснулась. Она сразу поняла, что Хорса об этом совершенно не задумывался. Он вообще не любил загадывать надолго вперед. Ведь девицы и женщины неизбежно забеременеют. Каково им будет в походе, каково с ними будет в походе? Именно по этой причине Марона поначалу полагала, что путешествие задумано коротким.
Затем однажды несколько женщин поднялись на гору, посмотреть, что делается в долине, и увидели на реке молодежь, ловящую рыбу для орлов, чтобы попросить их о покровительстве в странствии.
Женщины тут же понеслись вниз, к парням. Некоторые из них орлов еще никогда так близко не видели. Дети пугались. Но парни громоздили рыбу в кучи и распевали во всю мочь:
— Мы дети орлов. Вы наши отцы!..
Много было «орлиных песен», в которых говорилось, что первые «мы» вылупились из орлиных яиц.
Да, орлы парят перед мысленным взором римлянина. В имении моем на скальном выступе многие годы существует гнездо орла, рабы носят туда пищу, жертвуют, должно быть, молятся. И в душе я с ними солидарен.
Где-то ведь должны корениться наши чувства к орлам. Возможно, мы ощущаем родство с теми легендарными орлами-прародителями? И мы «дети орла» в большей степени, чем подозреваем сами? Когда по улицам проплывают мимо увенчанные орлами значки легионов, слезы так и просятся на глаза…
Когда женщины и дети вернулись на берег, Марона поняла, что Хорса задумал более серьезное мероприятие, чем ей казалось. Она тут же призвала к себе женщин, потому что мальчиков, прослышавших о походе Хорсы, было никакими силами не удержать на месте. Кроме того, Хорса собирался взять с собой всех детей мужского пола, даже самых младших. Они хотели остановиться лагерем в лесу, дождаться возвращения Хорсы.
Мальчики понеслись вперед, остальные последовали за ними. Крепенькие, здоровенькие мальчики, много плававшие, бегавшие по берегу, закаленные. Да и девочки не хуже. Сколько мальчиков вышло в тот день? «Много», сообщает хроника. Они надеялись, что успеют перехватить мужчин, все наслышаны были о «деревьях, которые их ждут».
Деревья и обширное пространство под ними предстали перед прибывшими не в том виде, как ожидалось. Деревья оказались на месте, высокие, мощные, равнодушные. Но было и еще кое-что. Оставленные хижины и навесы оказались населенными, некоторые разбитыми. В покинутом лагере хозяйничали дикие свиньи. Крупные черные животные с острыми клыками рылись, ворчали, хрюкали, бегали вокруг. Эти свиньи не похожи на тех, которых мы разводим на мясо, они намного больше. Они не мягкие, розовые, неповоротливые животины, а дикие, опасные звери. Маленькие мальчики еще не умели лазить по деревьям и едва успели понять, какая опасность им угрожала. Окаменевшие от ужаса женщины попытались спасти детей, но вспугнутое стадо бросилось в атаку, и двое малышей исчезло вместе с удравшими хряками. Свиньи удовольствовались такой скромной добычей и больше не досаждали прибывшим. Однако они, казалось, предупредили: «Это наша земля. Убирайтесь».
Множество глаз следило за лесным лагерем из чащи. Желтые, зеленые огоньки глаз вспыхивали во тьме, зажженные лагерным костром.
Кроме свиней в лесу жили еще крупные кошки, способные убить взрослую свинью, жили и собаки, охотившиеся стаями. Все они наблюдали за жизнью людей. Медведи? Да, и медведи тоже.
И снова я вынужден прервать нить повествования. Причина в том, что я сознаю невозможность для нас даже вообразить, что это такое — жить на краю огромного леса, откуда в любой момент может выпрыгнуть опасный для жизни хищник. Наше воображение не уносит нас столь далеко — в глубь веков и в чужие края. А ведь не так давно житель Рима мог встретить в окрестных лесах медведей и волков. В наши дни разве что одичавшая кошка выбежит на тропу. Мои сыновья, воюя с германцами в их непроходимых лесах, могли опасаться нападения диких зверей, о которых в Риме лишь сказки рассказывают. У нас диких животных держат за прочными решетками. И немало. Мы ходим на арены, чтобы ими любоваться. Да, я тоже хожу на игры, обычно с сестрой Марцеллой, которая падка на всякого рода зрелища. Она любит ходить со мной, чтобы показать, что вовсе не жаждет сенсаций, а просто сопровождает склонного ко всяким глупым развлечениям мужчину, сама же она особа трезвая, здравая, цивилизованная, сдержанная… Невозможно усидеть спокойно, когда на арену для боя выпускают зверей или когда их напускают на осужденных преступников. Сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, кровь вскипает в жилах. Я пытался заставить себя сидеть спокойно — тщетно. Вдруг осознаешь, что ты дико орешь, топаешь ногами, прыгаешь, как будто тебя кипятком ошпарили. Почему я хожу на игры? Сначала ходил, чтобы проверить себя, но теперь знаю, что я ничем не лучше любого из этой вопящей кровожадной толпы. Лучше вообще не ходить, и в эти дни, когда меня переполняет радость открывателя, я и не хожу, за исключением случаев, когда Марцелле удается меня уговорить. Зрелища прискорбные, что и говорить. Многие так говорят, утверждают, что это отвратительно, что даже в качестве зрителя ты участвуешь в наиболее
