высказалась, он растерял всю свою агрессивность и был способен на философское осмысление.
Она мысленно попросила вина — для себя и для него тоже; он жестом уточнил — себе покрепче. Кивнув с благодарностью, взял стакан из ее рук.
— Я и притворяться не буду, что приму хотя бы частично то, о чем ты рассказываешь, — произнес наконец Бен Ата.
— А вот мне кажется, — шутливо сказала Эл-Ит, — что тебе придется. — Но, боясь даже намека на скандал, она рассказала ему, что после их первой встречи появились кое-какие новые обстоятельства (она не решилась сказать «серьезные»), и теперь для нее главное — абсолютная верность Зоне Четыре. — Такое впечатление, — продолжала Эл-Ит, — что где-то там на мое тело наложили запрет, — причем я не могу позволить дотрагиваться до себя не только другому мужчине, но вообще никому. — Бен Ата заулыбался, а она добавила: — Ничего в этом хорошего я не вижу, о великий король, нет, не вижу. Я считаю, что этот запрет вреден, неблагоприятен, но оба мы подчиняемся не своей воле — и сейчас, и впредь.
У Бен Ата на кончике языка вертелось: «значит, тогда ты должна меня любить», но такой простой и, казалось бы, логический вывод был в данный момент неуместен. Ими обоими овладела меланхолия. Объяснялось это очень просто: если бы кто-то из них позволил себе проявить живость и энергичность, он бы тут же наткнулся на естественное отчуждение партнера.
В таком вот меланхолическом настроении оба залегли на тахту, чувствуя только дружеское расположение, и их соитие протекало весьма своеобразно — они взаимно сочувствовали друг другу в связи с несчастливым для них альянсом, каждый сопереживал другому, и их сексуальные игры — если это слово применимо к столь печальному моменту — настолько были не похожи на их предыдущие встречи, что они просто не узнавали друг друга, и кульминацией этих игр стали стоны и крики, в которых оба выражали свой протест против Приказа Надзирающих.
Но Эл-Ит заметила, причем с тревогой, что испытала большое удовольствие — как будто в ответ на неопределенную обиду, — когда ее буквально стирали в порошок, в экстазе подчиняясь велениям судьбы. До сих пор она не испытывала подобных ощущений и не допускала, что может захотеть пережить их снова.
А дождь все лил. Лежа в объятиях друг друга, они слушали, как за окном хлюпает и булькает, и поражались, какие бесконечные возможности неожиданно открылись в них обоих.
Под шум непрекращающегося ливня они поднялись с постели. Приняли ванну, переоделись и вернулись в центральную комнату — на этот раз Эл-Ит была в ярком оранжевом платье: это была ее отчаянная попытка внести в их брачный альянс хоть немного солнечного света.
Теперь они стали так близки, как положено супругам, Надзирающим и желать больше нечего.
Но, как это неизбежно в любом супружестве, в голосах обоих звучали резкие нотки.
Эл-Ит хотела все-таки выяснить, в чем суть этой его военизированной Зоны Четыре.
— Уж не хочешь ли ты сказать, — начала она свой допрос; он же, с видом человека, вынужденного выслушивать все, сидел, опершись локтем о стол, стараясь остаться внутренне независимым. — Не хочешь ли ты сказать, что эти ваши кольчуги, которые вы вечно демонстрируете, всего лишь обман? И от них нет никакой пользы? Оружие от них не отскакивает?
— Ну как же, они годятся для защиты от дождя.
— Ты серьезно хочешь сказать, что эти уродливые серые круглые здания, которые вы понастроили по всей Зоне Четыре, не испускают смертоносных лучей? Это тоже фальсификация?
— Главное, чтобы все в это верили. Так что какая разница.
— Бен Ата, у меня это просто в голове не укладывается!
— А что ты так всполошилась? Во-первых, строительство таких крепостей со смертоносными лучами — крупный проект. У нас очень мало камня. Его иногда приходится везти телегами через всю Зону Четыре. Знаешь, сколько раз это меня выручало, — когда вояки донимают, что мол пора начать военную кампанию, — а я направляю их взамен этого на строительство одной-двух таких крепостей со смертоносным лучом. Это моя лучшая выдумка!
— Неужели сам додумался?
— Ну… слышал о чем-то похожем.
— От кого? Когда?
— Тут однажды проходил один человек… он о них рассказывал. Он о многих разных проектах говорил.
— Откуда человек? Из Зоны Пять?
— Какая там Зона Пять! Да они даже не знали, что такое копья, пока нас не увидели. Они предпочитали катапульты. Нет, этот тип просто шел через нашу территорию. Это случилось еще в царствование моего отца, я тогда был мальчишкой. Так вот, этот тип сказал, что он из… откуда же? Но не из Зоны Пять. Может, из Зоны Шесть?
— Я немного знаю про Зону Шесть. Оттуда он не мог прийти.
— Ну да, этот человек пришел издалека, я помню. Он рассказывал, что у них там есть такое вооружение, какого мы и представить себе не можем. Они способны сделать оружием даже сам воздух.
— Но если они способны сделать оружием сам воздух, они наверняка могут воспользоваться им и для чего-то полезного?
— Про это разговора не было. В общем, это место где-то есть. Такая планета, что ли. Но ее населяет злое племя. Они убивают и мучают друг друга все время ради… Нет, Эл-Ит, не надо так на меня смотреть! Мы тут, в Зоне Четыре, —
— Тем не менее на Зону Пять эти слухи не произвели особого впечатления, а?
— И неважно, не в этом дело. Я же тебе сказал — зато у нас нет безработицы.
— Понятно, — подвела она итог, — значит, ситуация такая. Девять десятых богатств вашей страны уходит на подготовку к войне. Кроме тех, кто вынужден выращивать урожай, и тех, кто торгует продуктами питания и хозяйственными товарами, все остальные по найму служат в армии, в том или ином звании. И все же на твоей памяти серьезных войн вы не вели. А если и начинаете какую-то кампанию, давай я перечислю тебе возможные ее причины, и ты сам увидишь, что все они притянуты за уши. И раньше дела обстояли точно так же. А перестрелки на границе с Зоной Пять объясняются только тем, что раз уж две армии стоят друг напротив друга, то каждая в силу своей природы агрессивна и желает напасть, а виноват, конечно, противник. Уровень жизни в твоей стране ниже некуда, — услышав эти слова, он застонал, признавая их справедливость, — но, Бен Ата, все это соответствует вашему Закону. Под присмотром Надзирающих. Под лозунгом: «Все для каждого и каждый для всех». Ну так что же пошло наперекосяк? — Эл-Ит заметила, что сейчас, анализируя жуткое положение в его стране, она ничуть не чувствует того желания достигнуть взаимопонимания, какое ощущала вчера. «Совместили одного человека с другим, назвали это любовью, — думала она, — и пусть теперь они обходятся минимальным общим знаменателем». Бен Ата зевнул.
— В постель еще рано, по-моему, — сказала Эл-Ит. — Вроде бы еще не конец дня, — не понять из-за этого проливного дождя. — И в самом деле, за окнами все еще лил дождь.
— Ну и отлично, Эл-Ит, а теперь обрисуй мне положение дел у вас, так же честно, как сейчас рассуждала о наших порядках.
Ее смутила мысль — а и правда, почему же она не сделала этого раньше?
— Давай, давай, Эл-Ит, критиковать других всегда легче.
— Да нет, я просто… ну ладно. В нашей стране экономика не основана на производстве какого-то одного товара потребления. Мы производим разные сорта зерновых, овощей и фруктов…
— А мы нет, что ли? — спросил Бен Ата.
— Да, но не в том объеме.
— Давай дальше.
— У нас очень много разных животных, мы берем от них молоко, мясо, кожу, шерсть… — И, видя, что он опять намерен ее прервать, поспешила разъяснить: — Все дело в объеме производства, Бен Ата. В производстве у нас занята половина населения. Четверть населения — ремесленники, они изготавливают изделия из золота, серебра, железа, меди, латуни и многих драгоценных камней. Еще четверть — это
