Наша экономика отлажена до мелочей. И это хрупкое равновесие легко нарушить. Если нам придется переправлять миллионы людей с Шикасты на Шаммат, это бремя окажется для нашей экономики слишком тяжким.
Эти слова содержали ценнейшую информацию о Канопусе и о его устройстве, которую я так хотела получить. Но я была слишком взбудоражена, чтобы принять ее к сведению.
— Я не сумею организовать подобное.
— Не могу поверить, что член Большой Пятерки Колониальной Службы Сириуса не справится с такой задачей.
— Думай что хочешь.
— Я очень прошу тебя сделать это. Может быть, ты удивишься, но экономика Сириуса во многих отношениях гораздо устойчивее, чем наша.
— Извини, ничего не получится.
— Тогда этим придется заняться нам.
Видя его огорчение и тревогу, я попыталась пошутить:
— Наверное, Шаммат тоже придется нелегко, если ее население вырастет сразу на миллион!
— По крайней мере, какое-то время все будут при деле. Должен признаться, мне доставляет удовольствие недостойная мысль о том, что теперь леланианцы в свою очередь станут рабами. На Шаммат сейчас как раз не хватает рабочей силы.
— Я разделяю твои чувства.
— Готовы ли вы помочь нам в реабилитации туземных племен?
Я ответила не сразу. Я чувствовала, что была не права, когда отказалась посодействовать в перевозке людей. Я знала, что мы отстаем от Канопуса по всем статьям, но не понимала, зачем ему возиться со столь заурядными созданиями.
— Зачем? — спросила я. — Зачем вам столько хлопот?
— Всем нам будет полезно — я имею в виду всю Галактику, — если эти племена вернутся на свои родные земли и будут продолжать жить привычной для них простой жизнью в гармонии со своим окружением. Увидишь, именно так оно и будет.
— И как долго это будет продолжаться? — поинтересовалась я.
— Разумеется, не вечно. Мы понимаем это.
— Но тогда зачем? Только не говори мне про Необходимость!
— Но других причин нет.
— Ладно, тогда продолжай! — воскликнула я требовательно. — Объясни же мне, я жду. Ты всегда умолкаешь, как только мы приближаемся к главному.
Мне показалось, что Клорати слегка опешил, потом погрустнел, и наконец печаль сменилась веселым изумлением.
— Сирианка, тебе трудно угодить.
Я разозлилась. Я понимала, что не права. Не в силах сдержаться, я вскочила и выпалила:
— Канопианец, я улетаю прямо сейчас.
— Не буду тебе мешать! — сказал он, пытаясь напомнить мне, что мы всегда относились к происходящему с иронией.
— Ты мог бы остановить меня, если бы захотел. Но ты наверняка даже не попытаешься. Знаешь, я была бы очень рада, если бы ты хоть раз сделал что-нибудь ясное и недвусмысленное.
И тут Клорати рассмеялся. Он хохотал, качая головой, словно не верил своим ушам. Это привело меня в бешенство. Я выбежала из дома, вызвала космолет, который парил неподалеку, и, обернувшись, увидела, что канопианец стоит в дверях и смотрит мне вслед.
— Может быть, я могу подвезти тебя? Например, на Планету Десять. Мы полетим мимо нее.
— Мне нужно еще на некоторое время остаться здесь.
— Тогда прощай.
На этом мы расстались.
И вновь, когда Роанда осталась позади, я почувствовала облегчение. Это было выше моих сил! По пути домой я то и дело невольно бормотала: «На сей раз с меня хватит! Отлично, канопианец, пусть будет по-твоему!» Лишь позднее, уже написав отчет о командировке, я начала понимать, что стояло за вызывающим поведением Клорати. Внезапно я обнаружила, что стала рассуждать совершенно иначе.
Недавно, изучая историю тех лет в связи с другим вопросом, я наткнулась на фразу: «На экспериментальные и исследовательские программы были наложены ограничения, поскольку численность животных, которых разрешалось использовать при реализации таких программ, резко сократилась».
Для меня за этой сухой формулировкой стоит очень и очень многое. Покинув Роанду, я не уехала на окраину империи и не подавала заявлений с просьбой об отпуске, на который имела право. Я не пыталась изменить позицию Сириуса в отношении Роанды, как того хотел Клорати. Но я стала бороться за то, чтобы заставить Сириус пересмотреть свою позицию в отношении народов, которые находились у нас в подчинении. В первую очередь это касалось использования этих людей в качестве материала для исследований. Этот бой еще не закончен. В то время как я пишу эти строки, сторонники разных точек зрения продолжают спорить до хрипоты.
Широкомасштабные биосоциологические эксперименты ведутся по-прежнему. Некто остроумно заметил, что они планируются по принципу: «А что, если мы…» Иными словами, мы продолжаем перевозить племена и целые народы с места на месте, подвергая их сильнейшему стрессу. Я убеждена, что при этом испытуемые глубоко страдают. Я не разделяю точку зрения специалистов, которые заявляют: «Эти создания стоят на такой низкой ступени умственного развития, что не отдают себе отчета в происходящем». Да, когда-то я думала так же. Но надеюсь, что это время осталось далеко позади. Полагаю, что чуткий и внимательный читатель поймет: я не зря так подробно описала эксперимент с ломби. Но полностью избежать вторжения в естественный ход вещей на колонизированных планетах невозможно. Иначе в чем смысл колонизации? Однако, присоединяя новую планету, Сирианская империя теперь взвешивает и планирует каждый свой шаг. Впрочем, как я уже говорила, в настоящее время процесс колонизации приостановлен.
Стать частью Сирианской империи — значит способствовать прогрессу и развитию, придерживаясь принципа «один за всех и все за одного». Для достижения этого идеала каждому приходится чем-то жертвовать. На данном этапе я не требую полного отказа от социальных преобразований — это было бы равносильно уничтожению Сирианской империи, что никоим образом не входит в мои намерения… Однако я не желаю присоединяться и к тем, кто сентиментально восклицает: «Природа имеет свои права!»; «У каждого должна быть родина!» или требует: «Руки прочь от…» О какой бы планете ни шла речь, эти лозунги сейчас стали очень популярны. Нет! Долг более развитых планет — вести за собой другие.
Однако это не означает, что мы должны подвергать не сотни, не тысячи и даже не миллионы, а миллиарды особей всевозможных видов и рас жестоким и бессмысленным экспериментам. А именно этим мы занимались очень долгое время. Говоря о бессмысленных экспериментах, я имею в виду те, в которых
Когда я вернулась с Роанды, две трети специалистов Сирианской империи были заняты проведением экспериментов над самыми разными видами. Это были весьма разнообразные эксперименты — от самых безобидных до приводящих в ужас. При проведении одних исследователи заботились о том, чтобы испытуемые не испытывали страданий. В ходе других об этом не думали вовсе. Но, как часто случается, споры, которые разгорелись в результате моих усилий, вылились в дискуссию о том, испытывают ли подопытные животные страдания, насколько сильны эти страдания и как их контролировать. При этом вопрос о том, насколько законны эти эксперименты и вправе ли мы использовать виды, которые оказались у нас в подчинении, для удовлетворения своих текущих нужд, даже не обсуждался. А ведь этот вопрос порождал следующий, не менее важный: в чем состоит предназначение каждого отдельного вида? Какова его роль во всеобщей космической гармонии?
И здесь я вплотную приблизилась к канопианской доктрине
Разумеется, эти вопросы были связаны и с нашей экзистенциальной проблемой. А она в числе
