— Какая встреча, дорогуша!.. Вы свободны, это моя гостья… Ну, просто глазам своим не верю! Хэтти, ты восхитительна в этих штанишках.
— Спасибо, — процедила она.
— Я знал, что ты придешь и будешь прятаться в кустах.
— Знал?
— Конечно. Для этого и сделал пригласительный. Ну, чтобы ты хотя бы не лазила через забор.
Хэтти злобно пыхтела. Снова этот мужчина разгадал ее.
— Ты ведь пришла, чтобы устроить большой скандал? Так?
— Нет.
— Так, так. Поэтому выжидаешь удобный момент, чтобы выйти и сказать что-нибудь, например…
— Ты ошибаешься.
— Про автомобильный завод, который я сплю и вижу, чтобы отнять у отца Кэт.
— Ничего подобного, — зеленея, простонала она, ибо Джонни попал в яблочко: именно про завод она и собиралась сказать.
— Ну вот.
— Джонни, я хочу тебя задушить.
Он приблизился к ней и расстегнул ворот рубахи.
— Пожалуйста.
— Джонни, когда-нибудь я убью тебя.
— Слушай, а вы — прекрасная пара. Оба такие горячие. Как-то я сразу этого не разглядел. А может, и разглядел, поэтому нанял именно его.
— Сволочь!
Джонни засмеялся.
— Отойдем хотя бы в сторону, а то охрана решит, что ты покушаешься на жениха. И дальше я тебе не позавидую.
— Как ты посмел?! Ведь это же… Это же предательство! Это — низость и мерзость! Это все равно что продать меня, или…
— Ничего себе! А зачем ты написала это липовое письмо?
— Чтобы тебя перевоспитать!
— Хэтти, милочка! — Он держал ее за локоть вежливо, но достаточно жестко. — Кого надо было перевоспитывать из всех нас, так это тебя.
— Не надо меня лечить!
— Ты хоть представляешь, в кого превратилась?
— Да? Ну-ка расскажи. Наверное, в двуглавого дракона?
Джонни тоже разозлился и говорил приглушенным голосом, вытянув шею:
— Да, Хэтти. Ты стала похожа на чудовище, в котором нет ничего человеческого. Только не на дракона. Ты стала похожа на банкомат, который жрет купюры и охотится на них. Банкомат, которому чуждо все человеческое, что не покупается и не продается! Видела бы ты себя в зеркало иной раз! Ты все… ну просто все сложила на алтарь одной-единственной идеи — стать богатой. И не просто стать богатой, а жить в Нью-Йорке! Как будто в мире нет мест получше.
Хэтти слушала его, а у нее дрожали коленки. А еще болело горло от подкативших слез. Она хотела плакать, потому что Джонни говорил чистую правду!
— Хэтти, я знал тебя лучше всех. Ну, может быть, чуть меньше, чем твоя бабушка, но я видел, как ты деградируешь. Я видел, как с каждым долларом ты становишься все ближе к пентхаусу и падаешь все дальше в пропасть.
Он перевел дух и взял ее за плечи. Ласково, почти по-отечески.
— Хэтти, не обижайся. Ты ведь и так все это знаешь. Я уверен, что подобные мысли уже приходили тебе в голову самой. Это хорошо. Ты писала об этом в своем настоящем письме Мадлен, которое я подло прочитал.
— Вот именно!
— Ты же все поняла, благодаря Оливеру. Значит, ты — на правильном пути.
— Что ты из себя пастора строишь! Не тебе решать, на каком я пути! Убери руки! И больше не говори при мне про этого мерзкого…
Он вздохнул.
— Скажи, ты счастлива?
— То есть?
— Ты счастлива в своей новой квартире со своим огромным гонораром, со своими перспективами сниматься и дальше?
— Не понимаю.
— Все ты понимаешь! Держу пари, что все утро ты проплакала, глядя в окно на свою соседку — статую Свободы. И то же самое было вчера. И то же самое будет завтра. Ты — свободна и богата. Но свобода не делает счастливым. То, что хорошо для памятника из камня, совсем неприемлемо для человека из плоти и крови, понимаешь?
— Джонни, я не понимаю…
— Жаль.
— Что?
— Жаль, что ты не понимаешь. Несвобода, зависимость от тех, кого мы по-настоящему любим, забота о ком-то, благодарность кому-то — вот настоящее счастье.
Оливер говорил ей то же самое. Но где теперь Оливер?
— Джонни, но…
— А ты содрала с себя, словно кожу, все привязанности, дружбу, любовь… и всю себя без остатка подарила деньгам и свободе. Зачем, Хэтти?
Она проглотила ком в горле.
— Джонни мне неприятен этот разговор. Все, что нужно понять, я пойму и без тебя. Оливер мне помог в этом. Да, помог! Но все равно он — подлец! И ты — тоже. Если судьба сведет нас с ним снова…
— А ты хочешь?
— Чего?
— Чтобы судьба свела вас с ним снова?
— Что за вопрос! Это мое дело.
Джонни с досадой вздохнул.
— Хэтти, перестань ломаться, не забывай, что я — режиссер вашей истории. Мне известно, как вы поссорились на банкете из-за Стефана.
— Ах так! Что-то слишком много развелось режиссеров! Надеюсь, Оливер получил хороший гонорар?
— Подожди убегать. Ты не знаешь самого интересного.
— Да пошел ты!
— Хэтти, стой!
— Я не желаю слышать ничего про этого негодяя.
— Ничего подобного! Ты любишь его. Иначе так бы не переживала. Я рад, что ты научилась любить.
— Оставь свои проповеди для своих будущих детей.
— Хэтти, видишь синяк у меня на левой скуле?
— Ну? — невольно заинтересовалась она.
Джонни гордо вздохнул.
— Это — Оливер!
— Чего-чего?
— Да. Синячище — на всю щеку. Сегодня меня гримировали все утро. Все равно заметно…
— Это как же понимать?
— Хэтти, твой Оливер — прекрасный, честный человек… Послушай!.. Когда у него заболел отец и он
