На его грот-мачту взлетело несколько ярких флагов. Местные сигналы нам были неизвестны, но любой бы на нашем месте догадался: ничего, кроме приказа спустить паруса и лечь в дрейф, они означать не могут.
Прошло минут пять, и флаги сползли вниз, а вместо них появился длинный черно-красный вымпел с оскаленным черепом.
На этот раз сигнал был нам понятен – таким образом в этом мире обычно объявляют, что не намерены никого щадить.
Носовые орудия выплюнули одно за другим облака бурого дыма, подсвеченные багровыми вспышками. Подпрыгивая, пролетело ядро, следом еще… Они упали далеко от нас.
Ядра летят много дальше, скажем, пуль, но попасть ими в цель куда труднее даже из более современных орудий.
Еще шесть залпов, между которыми проходило минут десять, – ни одно ядро не упало ближе, чем в пятидесяти метрах, хотя фрегат приблизился к нам еще.
В окуляре подзорной трубы я уже хорошо мог различить столпившихся на носу матросов с мушкетами и абордажными топорами в руках.
Положение было хотя и не безнадежное, но незавидное.
Если бы не необходимость экономить патроны, мы еще на предельной дистанции огня могли перестрелять всех, кто осмелился бы высунуться на палубу.
Будь у нас побольше горючего, мы начали бы маневрировать, заставляя гоняющийся за нами фрегат бестолково менять галсы и в конце концов потерять ветер.
А сейчас Мидара даже не разрешила форсировать двигатель, опасаясь, что случайная поломка сделает нас совсем беспомощными.
Новый залп – и море за кормой закипело множеством фонтанчиков.
На этот раз на нас решили испробовать картечь. Они, видимо, хотели сбить нам паруса, тем самым лишив хода. Но картечь долетела до нас уже потерявшей силу.
Еще залп – теперь огонь был нацелен на палубу. Несколько пуль достигло цели. Брызнули щепки.
– Всем вниз! – скомандовала Мидара. – Тейси, особое приглашение нужно? Мустафа, давай врежь им как следует. Черт с ними, с патронами!
Мустафа кинулся к пулемету.
Даже без подзорной трубы я увидел падающие за борт фигурки.
Но фрегат продолжил преследование. Затем Мидара отогнала Ингольфа от штурвала, заняв его место и чуть ли не пинком погнав Тронка и Рихарда перекладывать парус вместе с остальными.
У судна с механическим двигателем есть одно неоспоримое преимущество перед сколь угодно быстроходным парусником. А именно – оно может идти под каким угодно углом к ветру и даже прямо против него. Именно этот маневр мы сделали, развернувшись почти на месте, используя и силу мотора, и ветер, за минуту примерно до того, как наши противники успели в очередной раз перезарядить свои каронады. Дважды мы довольно заметно накренились, но дело было сделано. Не разобравшись, на фрегате затеяли повторить наш маневр, одновременно пытаясь поймать нас в створ носовых орудий. Именно на это и рассчитывала Мидара. Паруса преследователя вдруг обвисли, потеряв ветер, он резко сбавил ход.
И уже на пределе дальности дал последний залп всем бортом…
Василий
(продолжение)
Мы все стояли на полубаке, полукругом, обступив неподвижно лежащее тело нашего товарища. Красный платок, тот самый, которым Дмитрий меньше суток назад подавал сигнал, был обвязан вокруг его головы, скрывая запекшуюся рану.
Полуфунтовая картечная пуля догнала нас на излете. Попади она в руку или в ногу, в грудь, живот, даже просто в голову, Мустафа остался бы жив. Но она ударила его точно в висок. Она даже не пробила череп, просто вдавила кость в мозг, но и этого оказалось достаточно…
Тихая, горькая скорбь наполнила мою душу.
Первый из нас, заплативший за мечту о свободе жизнью. Первый…
Нам ведь, в сущности, дико повезло, что до сих пор ни один из нас не погиб. Если вспомнить, сколько раз смерть стояла у нас за плечами…
Те минуты, словно это было только что, стоят перед моими глазами.
Как, забыв о вражеском фрегате, точно так же собрались мы вокруг неподвижно распростершегося на палубе товарища.
Как кричал, звал Мустафу Ингольф, тряся его изо всех сил, словно спящего.
Как окаменело лицо Мидары, как Тая со слезами держала безжизненно болтающуюся голову на коленях.
И вот теперь мы провожали его в последний путь. Первым из нас он пройдет его.
Дмитрий, стоявший в головах, сглотнул комок.
– Не знаю даже, что сказать… – выдавил он из себя. – Прощай, Мустафа. Не знаю, есть ли там после смерти что-нибудь, но если есть, ты сейчас смотришь на нас из рая. Говорят, что каждому воздастся по вере его… Если так, то пусть дух твой примет Аллах, а тело – море.
Я и Дмитрий взялись за края люка, и тело нашего товарища соскользнуло вниз, в волны.
Потом мы четверо разрядили в воздух последние мушкеты и побросали их следом.
Постояв минуту в молчании, Мидара вытащила из-за пазухи Застывшее Пламя, закрыла глаза…
И вот уже перед нами беззвучно развернулось туманное зеркало с неровными краями и змеевидными проблесками в глубине.
Рихард чуть побледнел, переменившись в лице, Ильдико, одной рукой крепко вцепившись в его руку, другой зажала себе рот.
В который раз наш корабль вошел в мерцающее сияние.
Несколько мгновений мы висели в пустоте, и вновь корпус шхуны рассекает волны.
Утреннее солнце вставало прямо по курсу.
– Выходит, ты и вправду колдунья? – полушепотом пробормотала Ильдико, опускаясь на бухту свернутого каната.
Мидара промолчала, только пожала плечами в ответ.
Вновь перед нами был океан, одинаковый во всех мирах. И ставшая уже привычной долгая, словно становящаяся длиннее с каждым шагом, дорога.
Часть пятая. ОСТАНОВКА В ПУТИ
Василий
Из окна нашего номера, разместившегося на тридцать седьмом этаже отеля, можно увидеть пусть и не весь Лигэл, но изрядную его часть.
Торговые комплексы, по сравнению с которыми супермаркеты моего времени – жалкие лавчонки, башни в двести-триста метров высотой, совмещающие в себе бизнес-центры и жилища работающих в них, развлекательные заведения, магазины и еще невесть что. В каждом таком человеческом термитнике, своего рода Ноевом ковчеге в миниатюре, проживает по десять-пятнадцать тысяч человек.
Город рассекают многоэтажные эстакады монорельсовых дорог – метро тут сохранилось только в нескольких старых городах на другом материке.
Там, внизу, давно вступила в свои права буйная, шумная ночь в разноцветных неоновых огнях.
Ночью Лигэл выглядит неким колоссальным созвездием из мириадов цветных огней. Наполненные ярким свечением гроздья и переплетенные цепи, замысловатые рисунки, текущие огненные реки, пунктиры мостов и эстакад.
Сотканные из множества огоньков странные фигуры (архитектура тут признает почти исключительно одни замысловатые формы): усеченные пирамиды, пирамиды-зиккураты из поставленных друг на друга кругов, дома-иероглифы, образованные переплетением корпусов. А если подняться на вершину шпиля отеля, то станет видно не только все это великолепие, но и раскинувшиеся на десятки километров предместья, и даже сияющие льдом вершины Серебряных хребтов у горизонта.
Будущее. Высокоразвитая космическая цивилизация. Не слишком, но похожая на описанную в зарубежной (да и нашей) фантастике, которой я в свое время (господи, как это было давно!) отдал
