запретной «Тайной истории покорения Каорана».
Не знаю, что этот мальчик о нас подумал и поверил ли всем этим объяснениям, но белая карточка есть белая карточка.
Вторым источником информации об окружающем мире нам служил голографический телеприемник.
Когда нажимали белую клавишу на верхней панели корпуса, в нише возникало объемное изображение.
Как-то ради интереса я снял заднюю панель и заглянул внутрь головизора. Ничего особенного я там не увидел. Несколько блоков на транзисторах, батарея из нескольких лазеров в алюминиевых корпусах, хитроумно разбросанные линзы и зеркала, миниатюрный холодильник с вентилятором и прозрачный шар. наполненный слегка люминесцирующей жидкостью.
Сигнал шел по световодному кабелю от ретранслятора. В общем, понял я немногим больше, чем папуас, попавший в кабину реактивного истребителя.
Фильмы тут мало чем отличались от знакомых мне.
Костюмно-исторические драмы с массовыми батальными сценами и стадами мамонтов в сотни и тысячи голов. Такие же драмы из местной средневековой истории с персонажами, весьма напоминающими наших мушкетеров или Робина Гуда, или даже из древней истории – с могучими героями, волшебниками и сходящими на землю богами. Часто крутили фильмы, посвященные каоранским войнам, с взлетающими на воздух фортами и сотнями горящих танков, и детективы с погонями, стрельбой, горами трупов и поджариванием злодеев лазерами, а также томные мелодрамы с примесью эротики.
Была также эротика в чистом виде – по ночам, причем ленты эти, в отличие от того, что я видел еще у себя дома, были, так сказать, до предела технологичны – никакой лирики, минимум слов, максимум дела и тела. В это же время демонстрировались и фильмы ужасов – на редкость однообразные, посвященные в основном чудищам из местного фольклора, уныло пожирающим случайных путников на лесных дорогах и в каких-то подземельях.
Конкуренцию всему перечисленному могли составить снимающиеся уже лет сто пятьдесят фантастические фильмы, повествующие чаще всего, кстати, вовсе не о нападении инопланетян на Землю, а наоборот – о завоевании земными армадами Марса, Венеры и других звездных систем.
Передавали и концерты – здешняя музыка и песни не показались мне слишком благозвучными.
Впрочем, показывали также довольно забавные мультики и сказки для детей, и в конструкции местных головизоров была предусмотрена хитроумная штучка, разрешавшая смотреть детям только эти программы.
Мы довольно скоро научились понимать происходящее на экране, пусть и не зная языка, и даже предсказывать дальнейшее развитие сюжета.
Новостей было совсем мало: два коротких выпуска утром и вечером.
Придворная и официальная хроника, репортажи с церемоний и торжественных шествий, пара слов о каком-нибудь особенно важном событии и в завершение – краткий выпуск новостей местной телекомпании, ограничивающийся в основном сухим перечислением местных происшествий да еще криминалом.
Итак, мы отдыхали, изучали в меру сил язык, по вечерам, ужиная в номере, вяло предавались воспоминаниям и строили планы: как бы нам побыстрее убраться отсюда и продолжить путь.
Исключением была Файтах. Она не делала практически ничего. Целыми днями она лежала неподвижно, глядя в потолок, изредка равнодушно смотрела головизор и почти не разговаривала. Мы старались ее не трогать.
От нечего делать я включил головизор. Появилась заставка дневных новостей – ослепительно белый, уходящий в ночное небо больше чем на три четверти километра, освещенный тысячами прожекторов императорский дворец. Устремленные в небеса башни, огромные купола, ниже которых ветер нес облака, ниспадающие уступами висячие сады. Центральная часть дворца имела вид многоярусной пирамиды, над которой возвышался купол колоссальных размеров, какого-то необыкновенного синего цвета. Императорская резиденция не могла не вызывать восхищения. Возможно, это и не самое крупное сооружение, построенное родом людским во всех населенных им мирах, но наверняка – самый большой жилой дом.
Его силуэт, составленный из концентрически сужающихся цилиндров с сияющим золотом гербом на верхнем шпиле, уже успел примелькаться нам за последние недели. Его можно было встретить на монетах и на этикетках вин, на торговых марках и вывесках.
Что этот дворец представляет собой изнутри, мы тоже знали неплохо. Его описания, буклеты и снимки его интерьеров, видеосюжеты нередко попадались нам на глаза. Обширные, в целые гектары сады под прозрачными куполами, воспроизводящие природу разных широт – от угрюмой тайги до пальм и орхидей с тропических островов. Было даже что-то вроде огромного террариума с кусочком самой настоящей степи, где проживал не кто иной, как Великий Суслик – священное животное императорской семьи, по официальной религиозной доктрине потомок одной из ипостасей Хэрлика, бога войны и пустынных ветров.
Во дворце была ровно тысяча уборщиков, едва справляющихся со своими обязанностями – это несмотря на то, что работали они на специальных машинах.
Одна лишь сокровищница дворца занимала больше тысячи залов и комнат – как-никак там были собраны трофеи и приобретения Таххарской империи за шестнадцать столетий ее существования. Среди них, например, был платиновый стол, целиком покрытый бриллиантами чистой воды, и золотой гонг диаметром в пять человеческих ростов.
Самые прекрасные скульптуры, картины и ювелирные изделия со всех концов этого мира, сотворенные величайшими мастерами. Вещи, извлеченные из древних курганов и мертвых городов сгинувших народов. Предметы запредельной древности, дошедшие из эпох, от которых даже преданий не осталось, и говорят – даже из тех времен, когда не было ледников.
Только вот из Каорана там не было ничего, вернее – почти ничего.
После победы там были разбиты все статуи и уничтожены все картины, а потом – и все их снимки и копии в остальном мире. Та же участь постигла все произведения искусства.
«Тайная история» рассказывает, например, о миниатюрных геммах, вырезанных на сапфирах и изумрудах, считавшихся чудом света, которые разбивали молотками, о прекрасных сосудах из сердолика и лазурита, тысячами брошенных под гусеницы танков, великолепных витражах, изготовлением которых был славен Каоран, – их расстреливали из пулеметов…
Были взорваны – старательно, так что оставалось одно каменное крошево, – все хоть немного знаменитые здания, бывшие символами страны. Украшения и священные предметы из храмов переплавлялись в слитки.
Не было и военных трофеев – все штандарты и армейские символы были сожжены и пепел выброшен в выгребные ямы: «В знак величайшего отвращения и презрения к стране, мерзостной богам и людям». А военная техника и оружие отправились на переплавку до последнего карабина.
Во всем дворце была только одна вещь, символизирующая окончательное торжество победителей. Статуя ставшего безымянным бога каоранцев, разбитая и поверженная, лежавшая в Тронном зале дворца, так что каждый раз, садясь на престол, монарх попирал ее ногами, тем самым лишний раз торжествуя над сгинувшим народом. Это был единственный уцелевший до сего дня предмет из столицы – тоже теперь безымянной – Каорана. Теперь на ее месте лишь оплавленные камни и спекшаяся земля – именно там была испытана первая атомная бомба, а еще спустя несколько лет – водородная…
Кроме всего прочего, в этом дворце стояли единственные на планете гравитационные лифты, шахты которых возвышались над крышами как башенки минаретов.
– Хорошо бы захватить с собой такой движок, – поделился я как-то с Дмитрием своим заветным желанием, когда мы как раз смотрели очередной выпуск местных известий.
– Не смеши, – ответил он. – Самый легкий из них весит тысячу пудов. Да еще реактор к нему. Ты чего- нибудь понимаешь в нуклонной технике?
Я промолчал тогда в ответ, и не без причин.
В кофре с моим барахлом уже лежали три книги, посвященные конструированию антигравитационных машин и теории гравитации. Там же лежал букварь для самых маленьких, где слова и буквы пояснялись картинками. Книги тут давно уже печатали на пластиковых листах, но букварь был ветхий, на бумаге из целлюлозы.
