Ее маленькое растерянное личико было так серьезно и доверчиво, что я с трудом удержала улыбку. Удержала, так как мне ничего не было известно, да и никто другой не смог бы убедить Флору Мак-Крэкин в том, что молодой Боб Кингстон (наверняка под мухой), может быть, просто споткнулся и полетел с этой изогнутой лестницы. Да она и не хотела, как мне казалось, чтобы ее убеждали в этом. Так что я придержала язык. 'Зачем, – спросила я себя, – разрушать тайну ее сказочного людоедского замка?'
– А что случилось с землей? Это, должно быть, война, изменила все… Я замолчала, так как заметила, что она смотрит вдаль, словно не может вернуться в эту обыденную жизнь.
Да, отвечала она, война все оборвала. Деньги Ле Грандов пропали – янки сожгли весь их хлопок на Дэриенской пристани. Освобожденные рабы бежали; постепенно поместье пришло в упадок. Хлопковые поля стоят невозделанные, и медленно, но верно болото подбирается к рисовым затонам.
– Досада, – проговорила Флора Мак-Крэкин. – Какая досада. – И, наливая мне новую чашку чаю, она с сожалением покачала головой.
После таких бесед я возвращалась в Семь Очагов с картинами, возникшими в моем воображении под действием рассказов Флоры Мак-Крэкин, и вновь поражалась инертности, которой были все зачарованы в этом доме, с тоской смотрела на когда-то плодородную землю, которая теперь лежала словно пораженная болезнью. И почти незаметно для себя я стала размышлять, что нужно для того, чтобы вернуть сюда богатство и благополучие.
Нужны негритянские руки, понимала я. Но я также понимала, что теперь их можно раздобыть лишь через Биржу свободной рабочей силы в Дэриене, так как слышала, что бывшие рабы, глотнув свободы, возвращаются на плантации, чтобы наняться к старым хозяевам в качестве свободной рабочей силы, или ищут новых работодателей. Значит, нужны деньги; это я тоже прекрасно понимала. Вдобавок к ежемесячному жалованью каждую пару рабочих рук надо будет содержать до конца соглашения. Пять тысяч долларов – это минимальная сумма, которая потребуется, чтобы начать это дело. Но, может быть, если поговорить с Сент-Клером Ле Грандом и убедить его, что я сумею осуществить свой проект, он смог бы достать денег.
Идея, родившаяся из досужих размышлений, выкристаллизовалась в определенный план, и я занялась расчетами всерьез. И по мере того как я в это втягивалась, мне стала приходить в голову мысль о том, что, возможно, эта запущенная плантация и есть шанс для меня обрести дом, о чем я мечтала всегда.
Теперь, с четким планом в голове, я начала совершать долгие прогулки по поместью, посещая сначала хлопковые поля, затем рисовые затоны. Оценивающим взглядом я осматривала возвышенность, что тянулась от берега реки. Эта земля прекрасно подходила для овощных посадок, так как, копнув ее острой палкой, я обнаружила, что под сухим верхним слоем, слежавшимся за несколько лет, почва черная и жирная. 'Вот здесь, – сказала я себе, – и лежит основа тех урожаев, которые могут вытянуть Семь Очагов из трясины праздности и нищеты'.
Однажды, совершая очередную прогулку по окрестностям, так серьезно планируя, что и где посадить, будто уже занималась реальным воплощением своей идеи, я пересекла поле и дошла до леса, в который упирались плантации. В нем было сумеречно, прохладно и очень тихо. Не было слышно щебетания птиц, не видно было стремительных белок, с интересом разглядывающих вас из-за веток блестящими глазками; только сосны осмеливались шелестеть на ветру, и то их шум напоминал скорее дрожащий шепот. И тут я поняла, что этот квадрат леса, обнесенный самшитовыми зарослями и затененный высокими деревьями, не что иное, как семейное кладбище. Надгробия располагались вокруг обветшалых солнечных часов, на которые всегда падало хоть немного света. Веткой я сгребла листву с их поверхности и прочла надпись, полустершуюся от времени. 'Время быстротечно', – гласила она, и, стоя в этой сумрачной тишине, нарушаемой лишь осторожным шелестом сосен, я почувствовала неумолимое движение всех этих лет. И дрожа, я стала обходить могилы.
Вот могила первого Ле Гранда, каменная плита на ней пьяно покосилась: Пьер Дюваль Ле Гранд – 1716 – 1788. А вот здесь покоится Филипп и рядом Анжелика, жена Филиппа. Затем другой Пьер (как я поняла, отец Сент-Клера), и недалеко от него самая последняя могила – на ее камне стояло только одно имя: Сесиль – 1846 – 1862. Стоя возле нее, я вспомнила рассказ Флоры Мак-Крэкин.
'Всего несколько могил, – подумала я, – почти за сто лет'. В самом деле, не считая нескольких могилок младенцев, это было все. Я заметила, что Ле Гранды были не очень многочисленным семейством и размножались довольно сдержанно – словно чуждались самой жизни.
После этого визита на кладбище, вернувшись в дом, я спустилась в нижние комнаты и с зажженной свечой, чтобы лучше видеть, стала изучать портреты, что висели там и прежде не вызывали у меня большого интереса. Тут был и Пьер, старый франт с крючковатым носом и жестокой линией рта; Филипп блистал в белом шелке и шляпе на черных волосах, и его насмешливо прищуренный взгляд напомнил мне такой же – у Руа; а в чертах молодой женщины в пышных юбках, которая жеманно улыбалась с полотна, я обнаружила признаки сходства со Старой Мадам; но даже юность не могла скрасить выражения хитрости и коварства в близоруких глазах. В зале со стены неподвижно смотрел молодой Сент-Клер в элегантном желто-коричневом сюртуке, и, наконец, я подошла к портрету Сесили. Сесиль в бледно-голубом платье, с глазами как у испуганной лани навсегда застыла над мраморной балюстрадой. Сесиль, которая прожила всего шестнадцать лет.
Глава IV
В безоблачный октябрьский день, когда первые желтые листья уже начинали облетать с деревьев, а пересмешник очнулся от летнего безделья, я остановилась возле Вина, копавшегося на цветочных клумбах. Похвалив его, я напрямик спросила, сколько он получает жалованья. Он опустил глаза к цветам.
– Жалованье? – переспросил он. – Мы не получаем жалованья, мэм.
– Ты хочешь сказать, что вы получаете здесь только кров и пищу? – недоверчиво спросила я.
– Да, мэм. Так была 'сегда.
– Но теперь все изменилось, вы можете потребовать жалованье.
Он продолжал выдирать сорняки, и мне не было видно его лицо.
– Вам это известно? – настойчиво спросила я. Тогда он поднялся, стряхивая землю с рук:
– Да, мэм. Мы знаем про это.
– Тогда почему вы продолжаете работать бесплатно?
– Мы народ из Семи Очагов, – медленно сказал он.
