жены; даже снабдил свою проповедь цитатами из писания о падшей женщине. И, стараясь не слушать, я все же поняла, что эта тирада была фанатичным призывом, без единого разумного довода.
Но если мои уши отказывались слушать, то глаза не могли не видеть, что творится вокруг. И я увидела озлобленные взгляды, скрестившиеся на мне со всех сторон, видела руки, только что праздные и ленивые, теперь сжавшиеся в кулаки. Но я все еще до конца не понимала их намерений.
Не понимала, пока в меня не швырнули первый камень, и он ударил мне в лицо. Помню только, что, дотронувшись до щеки, я увидела на пальцах кровь и удивилась. Но другие камни не попали в меня. Меня стали хватать за юбку, и кто-то сбил набок мою шляпу. И я, не замечая, что по щеке льется кровь, стала тщательно поправлять ее.
И вдруг все прекратилось. Послышался топот копыт, и в тот же момент все окружившие меня расступились, как будто ветром разнесло сухие листья. Сан-Фуа на бешеной скорости врезалась в толпу.
Потом около меня оказался Руа, темные глаза горели на бледном лице. Он держал меня за подбородок и вытирал кровь с моей щеки.
– Не бойся, родная, – утешал он меня, и только тогда я почувствовала, как дрожит каждый мой нерв.
– Ты возвращаешься в Семь Очагов? – спросил он, повернув мое лицо так, чтобы удобнее было вытирать его.
– Я жду пароход в Саванну. Хотела навестить Флору Мак-Крэкин, а когда выходила, они…
Он закрыл ладонью мне губы.
– Не надо, я знаю. Но вот! Теперь чисто. – Он наклонился поближе, разглядывая мою щеку. – Шрама не останется. – Он улыбнулся. – Если бы эти ублюдки не пялились на нас, я поцеловал бы твою рану, и она бы тут же зажила.
В его улыбке было столько целительной нежности, что она уже почти излечила меня. И все же в одном месте моя рана еще кровоточила.
– Руа, знаешь, что они говорят обо мне? Что мой ребенок от тебя.
Но он залечил и эту рану, когда быстро прошептал мне на ухо:
– Жаль, что это не так, дорогая моя.
Минуту спустя, когда мы вместе шли через площадь, я видела вороватые любопытные взгляды, устремленные на нас, и догадывалась, какой вопрос копошится за этими подозрительными глазками, но все равно шла, гордо подняв голову.
Только к десяти часам вечера пароход был готов к отплытию. Оказывается, по прибытии он сел на одну из многочисленных мелей, и потребовалось целых пять часов, для того чтобы освободить его.
Но нас с Руа эта задержка ничуть не огорчила. К семи часам пристань опустела, на ней не было никого, кроме пары негров, да и те вскоре поплелись ужинать. Только Руа и я остались там, и, скрытые за стеллажами грузов, сидели на краю причала, одни, как на необитаемом острове, – но нет, не одни, потому что рядом с нами дышало еще что-то, что делало даже каждое случайное касание наших рук упоительным и незабываемым.
Мы сидели над темной водой, пока лягушки и козодои вовсю возвещали о наступлении сумерек, говорили и говорили. Словно перекрытый стремительный ручей прорвал плотину и наконец свободно полился. Все, что мы до сих пор скрывали друг от друга, теперь можно было сказать: и то, что я думала о Руа и Таун, и то, что он об этом знал, но не разуверял меня. Он сказал, как ему была невыносима мысль о том, что я узнаю жуткую правду.
– Как было глупо, – его рука знакомым нетерпеливым жестом рассекла воздух, – думать, что это можно скрыть от тебя. Тысячи раз проклинал себя за то, что не сказал об этом еще до того, как вы с ним поженились. Но тогда, – попытался он оправдаться, – я не верил в то, что ты пойдешь за него. Даже когда Таун хотела предупредить меня, не поверил. Ты всегда была такой холодной и неприступной. Даже той ночью ты была холодна и неприступна.
Я подняла голову с его плеча.
– О какой ночи ты говоришь, Руа?
– Той ночью, когда она стреляла в меня.
Я в изумлении переспросила:
– Ты хочешь сказать, что это Таун ранила тебя?
Он мрачно рассмеялся.
– Эстер, ты что, так и не знала, что произошло тогда в хижине Таун?
– Я решила, что Сент застал тебя там, – медленно проговорила я, вспоминая ту ночь, которая теперь казалась такой далекой, словно в другой жизни, – и что вы поссорились.
– Мои пальцы дотронулись до его руки. – Расскажи, почему Таун стреляла в тебя?
Он отозвался не сразу, а продолжал смотреть на воду; потом рассказал:
– В ту ночь она послала за мной. Ко мне пришел Вин и сказал, что ей срочно надо видеть меня и что это касается тебя. И я отправился к ней. Она сообщила мне, что Сент собирается жениться на тебе. Я посмеялся над ее словами, потому что был уверен, что такое невозможно, что бы Сент ни задумал. – Он замолчал, а потом проговорил голосом провинившегося школьника: – Я до сих пор краснею, как вспомню, как смеялся тогда, Эстер.
– Но ведь не из-за того, что ты посмеялся над ней, она выстрелила в тебя, – сказала я.
– Нет. Это случилось, когда явился Сент, не зная, что я там. Пришел с этим кнутом. Когда я увидел его – этот кнут, – и вспомнил, сколько жизней им покалечено. Моего отца, Сесили, Лорели – и теперь еще посмел думать о тебе. Я чуть не убил его тогда, Таун знала, что я мог это сделать. Вот она и выстрелила.
