рукой. – Только на прошлой неделе нас посетило столько землевладельцев, чтобы обсудить проекты финансирования работ на плантациях. Вы вселили в нас всех надежду.
Но его поздравления не вызвали во мне энтузиазма: что проку в моем успехе, в том, что теперь в банке столько денег, что меня и Семь Очагов с радостью обслужат и в будущем году? Сент-Клер собирается продать Семь Очагов. И я понимала, насколько эта опасность была близка и реальна. Мне нужны были Семь Очагов и все, чем они обеспечили бы мое и Дэвида будущее, больше всего на свете.
На следующее утро, выйдя на палубу, я увидела, что вчерашнее беззаботное солнце пропало. Небо было от края до края затянуто серой пеленой, а вода зловеще спокойна. Стоя у борта, я слышала, как капитан, здоровый детина разбойничьего вида со шрамом на щеке и перекошенным от этого глазом, что придавало ему пиратский вид, сказал, что надвигается шторм. Все утро наше судно еле-еле пробиралось между коварными мелями, а воздух становился все тягостнее, пока все вокруг не застыло в мертвой неподвижности и наш пароход не стал похож на игрушечный кораблик, плывущий по нарисованному морю.
Понимая, что последует за этой зловещей тишиной, я благодарила Бога за то, что велела все-таки Вину встречать этот пароход, хотя тогда и не была уверена, что успею вернуться на нем. Но, когда мы причалили в Дэриене, я увидела его, поджидающего возле баркаса Зэбо, и очень обрадовалась. Мы могли успеть в Семь Очагов до того, как начнется гроза.
Я велела Вину быстрее перенести в нашу лодку мой багаж, чтобы нам удалось оказаться дома, пока не начался шторм и волнение на реке, – и не успели еще последние пассажиры сойти с парохода на берег, а наши весла уже гребли от Дэриенской пристани. Через минуту мы уже плыли вниз по реке. Чувствуя себя так, словно я отсутствовала не две ночи, а две недели, я налетела на Вина с вопросами. Как там Дэвид и Руперт? Что происходило, пока меня не было?
Как всегда, негромко и неразборчиво, он отвечал:
– Руперту луч'че сегодни. А Тиб сказывала, малыш не ел, что давали, и она вулновала об нем.
Я с досадой вздохнула. Привыкшая к детям, расцветающим на бобах да на жирной пище, Тиб думала, что и мой слабенький Дэвид справится с такой едой. Это было выше ее понимания: что ребенку дают по многу раз в день лишь разбавленное молоко, да еще крошечными порциями. Она такая старательная, но усвоит ли она это когда-нибудь?
Меня оторвал от этих мыслей голос Вина.
– Прости, Вин, я тебя не слышала.
Его глаза сначала присмотрелись ко мне, словно он хотел понять, какое впечатление может произвести та меня его сообщение.
– Я 'казал у нас гости в доме.
Я выпрямилась.
– Гости? В доме?
– Да, 'мэм. Они приехали 'чера с мирстером Сентом. На пар'ходе ис'Саванны. Вы с ими разминулись.
– Кого же привез мистер Ле Гранд, Вин? – Мой голос был резким, но сдержанным, потому что я догадывалась, что он ответит.
– Жентамена и молодую леди.
– Как их зовут?
В этот момент течение, которое всегда так мешало заворачивать лодку в канал, отвлекло полностью внимание Вина, и от него я не получила ответа. Но я и так знала его после вчерашней встречи с мистером Шарплессом. 'Некий мистер Крэм, – сказал он, – наводил справки'. И, будто это было вчера, я вспомнила слова Стивена Перселла, произнесенные им в гостиной Семи Очагов, тогда еще над садом танцевали стаи мотыльков: 'Некто мистер Крэм, но мы предпочитаем не иметь дело с такими клиентами'. Я почти слышала его мягкий южный выговор, с которым он произнес эту фразу. Я не думала тогда, строя с ним планы борьбы с Сент-Клером, что какой-то Крэм, которого я никогда не видела и даже ничего о нем не слышала, вдруг станет тем орудием, с помощью которого мои планы будут разрушены.
И вот он уже в Семи Очагах, куда Сент-Клер привез его, чтобы показать Крэму, что он получит за свои деньги. Я вспомнила о том, в какой порядок привела я дом, как возделала землю и сколько боролась за то, чтобы она снова стала плодородной, мне стало плохо при мысли о том, что все это должно пропасть. Но как можно отнимать это все у меня? Это не его дом и не его земля. Они мои. Я же сама вызвала к жизни это имение из грязи и запустения, так же как дала жизнь Дэвиду. Но хотя я и твердила себе: 'Это все мое', меня убивала мысль, что все равно оно может быть продано, может принадлежать этому Крэму; и меня опять охватила паника. Наклонившись вперед, я все подгоняла и подгоняла Вина, и сидела холодная и натянутая, пока мы не толкнулись носом в причал.
Когда я вошла в дом и на мгновение остановилась, го из столовой до меня донеслись голоса и звонкий женский смех. Сент-Клер обедал с гостями. Тихо подойдя к дверям, я стала на пороге и тут же заметила, что стол уставлен самым дорогим фарфором и хрусталем, самой изысканной едой, а в стаканах плещется янтарное вино. Затем я обвела стол глазами и увидела, что во главе восседал мой великолепный муж, на другом конце самодовольно ухмылялась Старая Мадам, а между ними – двое гостей, для которых и была выставлена вся эта роскошь.
Они не заметили меня, занятые беседой друг с другом. Бормотание Старой Мадам поглотило внимание этого Крэма, который сидел ко мне спиной, а Сент-Клер, томно вращая в пальцах бокал с вином, прислушивался к девушке, что сидела справа от него и, стреляя выпуклыми глазами, с видом 'дамы из общества', как она себе это, видимо, представляла, лопотала ему на ухо:
– Вы, наверное, думаете, что я с причудами, мистер Ле Гранд, но я не виновата. Папа ужасно балует меня. И когда я сказала ему, что ни за что не хочу жить в Чарльстоне – я предпочла бы какой-нибудь старинный дом, – ну, он тут же уступил мне. Нет, – добавила она поспешно, – в Чарльстоне в некоторых отношениях совсем ничего. И повеселиться можно – балы и все такое, но – слишком уж много чванства.
Тут она увидела меня и раскрыла рот от удивления. Затем положила руку на плечо Сент-Клера:
– Мистер Ле Гранд, там кто-то пришел…
Все повернулись в мою сторону, Крэм тоже повернулся на стуле, чтобы увидеть меня. Сент-Клер без
