губы запечатали ее рот.
Вскрик наслаждения вознаградил его действия, и он еще теснее прижал ее к своему паху, усмиряя ритм, доводящий его до потери самообладания, но не вынимая руки из ее джинсов. Хок продолжал гладить, сжимать сильными пальцами нежную плоть… Когда еще один легкий возглас сорвался с ее губ, он снова прильнул к ее губам. Анджела разомкнула руки у него на шее и сквозь тонкое полотно свитера схватила его ладонь. Хок подумал, что она хочет убрать его руку, когда понял, что Анджела, наоборот, прижимает его пальцы крепче, теснее к своему пылающему телу.
– Мы не можем так дальше, – наконец еле выговорила она, и он согласился с ней, но не удержался и еще немного подразнил ее сосок.
– Не волнуйся, Ангел. Мы не зайдем далеко. Не сейчас, – тихо откликнулся он. – Дай только еще немножко поласкать тебя, ты такая красивая…
Он снова накрыл ее рот своим и на этот раз повторил языком ритм движения своей руки. Анджела извивалась, стонала в бурной и сладостной страсти, так что ему стоило больших усилий не послать все к чертям и не овладеть ею прямо здесь и сейчас.
Однако Хок справился с собой. Не мог он так поступать. Он хотел обладать ею совсем не так. Ему хотелось заниматься любовью не в одежде и не в тесной кабине грузовика, остановленного на обочине шоссе… Но, увы, маловероятно, что это сбудется, вряд ли он увидится с ней после того, как посадит ее на самолет до Денвера.
Ее тихий стон чуть не сломил его решимость. Огромное усилие воли потребовалось Хоку, чтобы отсадить ее от себя на более безопасное расстояние; чтобы он мог ласкать ее, не подвергая жестокому испытанию свою мужскую плоть, на которую Анджела давила своим весом. Он вобрал в себя ее губы долгим алчным поцелуем, а затем еще немного раздвинул ей ноги, чтобы дать своей руке большую свободу.
– Не надо, Ангел, – произнес он, когда Анджела попыталась сдвинуть ноги. – Просто расслабься и позволь мне…
– Позволить тебе что, Хок? – резко перебила она, отталкивая его руки и стараясь сесть прямо. – Позволить тебе доказать мне, что я так далеко зашла и забочусь только о своем удовольствии?
– Не говори глупостей. Это сиденье слишком мало для чего-нибудь еще.
– В таком случае нам надо снова вернуться на дорогу. – Анджела опустила вниз задравшийся свитер. При этом отвердевшие соски четко обрисовались под ним.
Хок не смог удержаться и, протянув руку, взял двумя пальцами выступающий сосок. В ответ раздался шипящий звук, с которым Анджела втянула воздух сквозь стиснутые зубы.
– Все правильно, Ангел. Хорошо, да? Просто откинься на мою руку и…
– И все.
Она хлопнула его по руке, отталкивая ее в сторону, и яростно сверкнула глазами. Щеки ее пылали, глаза метали золотые искры…
– Знаешь что, Хоксворт? С меня хватит: я попробовала, получила свое, и довольно…
– О чем это ты? – Он в недоумении поднял брови. – Хватит чего?
– Твоего неизменного самообладания, – возмущенно фыркнула она. – Вечно ты командуешь «сделай так», «этого не делай», «тише», «заткнись» или еще что-нибудь в том же духе… Не могу решить, кем я при этом себя чувствую: ребенком или собакой, – говоря это, она, упираясь в его живот и плечи, стала перебираться на водительское место.
Хок попытался помочь, но Анджела локтем отбросила его руки, и он отпрянул, потому что вовсе не рвался заработать синяк под глазом. Он подождал, пока она усядется за руль и посмотрит на него. Только тогда Хок тихо сказал:
– Мне очень жаль, Ангел. Я не пытался командовать тобою. Я хотел доставить тебе удовольствие.
– Знаю, Хок. Просто я не хочу… – взгляд ее смягчился, она прикусила нижнюю губку и, помедлив, докончила: – Я не хочу, чтобы все было именно так…
– Когда я тобой командовал? – настойчиво переспросил Хок.
– Но ведь признайся, есть у тебя такая привычка – распоряжаться всем до мелочей. – Она опустила глаза на свои зажатые между колен руки.
Хок потянулся к ней и указательным пальцем бережно приподнял ее подбородок.
– Ты чересчур бурно реагируешь на все, Ангел. С той минуты, как я посадил тебя к себе на колени, ты ни секунды не теряла контроля над ситуацией и в любой момент могла остановить меня.
– Я пыталась…
– Не очень старательно, – покачав головой, Хок уронил руку. – Пока ты не догадалась, что я собираюсь любить тебя только руками, ты не возражала. Если я чем-то напугал тебя, значит, я делал все не так.
– Все так.
– Так в чем же дело?
– А дело в том, что уже два дня все в моей жизни пошло вверх дном. – Анджела запустила пальцы в волосы, и выбившиеся из косы пряди упали ей на лицо. Глядя на нее сквозь их темно-рыжую вуаль, она продолжала: – Пожалуй, это реакция на то, что сейчас произошло. Я не помню случая в своей жизни, когда ощущала нечто подобное. Это меня пугает.
– Я никогда не причиню тебе вреда, поверь мне, – поклялся Хок.
– Я знаю. – Она глубоко вздохнула. – Может, нам пора отправляться в путь? Как ты считаешь? Кажется, мы забыли о Константине и Марченде.
– По-моему, пора пообедать. Поблизости наверняка найдется какая-нибудь забегаловка.
– Ладно. – Анджела села попрямее, но прежде, чем она включила зажигание, Хок ласково коснулся ее руки. Она искоса посмотрела на него.
– Что еще?
– Я был прав в обоих случаях.
– Прав? О чем ты? – Даже в наступающих сумерках было заметно горевшее в его глазах желание.
– Ты сделала и то, и другое, Ангел, – с удовлетворением произнес он. – Ты растаяла, а потом запылала так жарко, что я чуть не потерял голову. И знаешь, что еще?
– Что?
– Меня это тоже напугало, – признался он.
11
Стояла уже непроглядная темень, когда они доехали до побережья и повернули на север. Хок уже час был за рулем, а Анджела развлекала его рассказами о том, как красивы эти места, где ей довелось побывать когда-то. Она не могла думать о Константине и всей этой ужасной истории, поэтому старалась отвлечься от мрачных мыслей пустой болтовней.
Но одна четко оформившаяся мысль перекрывала все страхи двух последних дней: она наконец осознала, как важен и нужен ей Хок. Тревога о нем росла и постепенно вытеснила все остальное. Чтобы как-то отвлечься, она нашла по радио программу музыки 60-х и постаралась ни о чем не думать.
Анджела уже решила, что Хок намерен ехать всю ночь, когда он свернул на стоянку у какого-то захудалого мотеля, в неоновой вывеске которого не горела половина букв, поэтому узнать его название не представлялось возможным.
Она осталась ждать в грузовичке, а Хок прошел внутрь. Когда он оплатил номер, она помогла ему перенести их скромный багаж в комнату на первом этаже в конце здания, построенного буквой Г.
В комнате было две двойные кровати. Остальная обстановка состояла из разрозненной мебели и таких предметов, которые не могли разломать дети и не смогли бы украсть постояльцы, то есть всего, что Анджела тихо ненавидела. Она перевидала за свою беспокойную жизнь немало гостиничных номеров, но этот был явно самым худшим из всех. Однако высказываться на этот счет она не стала, потому что ей показалось непростительной мелочностью цепляться к обстановке мотеля сейчас, ведь эта ночь с Хоком могла оказаться последней.
Сегодня она будет спать с ним. Двусмысленность этого выражения никогда не казалась ей такой нелепой, как сейчас. Она уже спала с ним, но это был процесс, а не действие. Оторвав взгляд от покрытой пестрыми обоями стены, на которой она предпочла остановить свой взгляд, только чтобы не видеть мерзкого пиона на картине, висевшей в простенке между кроватями, Анджела обратила внимание на Хока, замершего в дверях ванной.
