— Я говорил, что так и произойдет, — объявил он — Их король, этот Альянс Чавро…
Прогремел пушечный залп. Нестройные ряды бойцов охватит и уже охватило смятение; вялое беспорядочное передвижение прекратилось, все кинулись по своим местам, дозорные помчались добывать сведения о западне, о ловушке, в которую уже угодила какая-то часть передовых отрядов, — а Гурц собирается читать мне лекцию по истории. Но нет, он передумал.
— Оставайся на месте, — сказал он, — всем дамам здесь будет безопасней.
Он отошел, намереваясь помочь остальным советами. Но все уже сидели на конях или в маленьких колесницах. Мой субалтерн-офицер побежал за Гурцем, жалобно крича, что должен вернуться в свой батальон…
Я сидела на ковре, не трогаясь с места, прислушиваясь к крикам солдат, к резким голосам труб, к другим звукам. Я ждала следующего пушечного залпа. Он прогремел. Что-то задрожало у меня в животе. За те месяцы, пока кронианцы вели обстрел города, я так привыкла к ним. Но… На этот раз стреляли пушки союзников короля, а может быть, и артиллерия армии моего отца, его полка, Белых Львов… Я заметила, что стою в полном замешательстве. Гурц уже сидел верхом на коне, он подскакал ко мне:
— Милая, оставайся здесь. Слуги не уйдут, тебе ничто не угрожает. Генерал наверняка захочет видеть меня рядом с собой. — И он помчался прочь, как будто собирался в одиночку вступить в бой со всеми врагами сразу.
И снова пушки, раз, два… три. Я почувствовала запах смолы и дыма, селитры. Они приближаются или просто земля сползает прямо в глотку войны? Мне захотелось увидеть. На этот раз вправду захотелось.
Слуги сбились в кучку под каким-то хвойным деревом, словно укрываясь от проливного дождя. Никто не остановил меня, когда я отправилась через лес к передовым позициям, придерживаясь покатых склонов холма, уходивших вниз от площадки, отведенной под пикник.
С каждым шагом день изменялся. Он сгущался — свет и воздух приобрели мясистую плотность. Что-то не смолкая ревело, будто ветер. Все птицы улетели. Из задымленного убежища выскочил олень и стрелой промчался мимо. С верхних склонов, поросших лесом, донесся грохот кавалерии, крушившей молодые деревца, словно злобная буря под знаменем, походившим на вымпел из огня и крови. Волосы у меня встали дыбом. На мгновение я замерла в ужасе, а потом бегом кинулась на звук.
Они разместили пушку на холме возле покрытой трещинами башни, чтобы держать под обстрелом пути к выходу из долины. Теперь вдали над башней в клубах дыма реял флаг, блеклый флаг, какого я не видывала прежде. Внизу на склонах холмов, как бурное море, кипело сражение. Тлеющий огонь скрывало густое облако, но время от времени сквозь него прорывались вспышки разорвавшихся снарядов и брызги пламени, вылетавшие из кронианских пушек, застрявших у дороги в том месте, где долина сужалась. (В лесу горели деревья — вертикальные столбы искр и дыма.) Среди взбаламученного моря пушечного марева, всплывая на поверхность, появлялись предметы. То прорезавшие завесу знамена, то тонущий в ней фургон, словно идущий ко дну корабль.
Неподалеку от меня из глубин дыма вырвались трое солдат сазо. Двое поддерживали под руки стоявшего в середине, он истекал кровью, лицо его посерело, и он глупо смеялся, а может быть рыдал. Они проковыляли мимо меня, и тут один из шедших с краю крикнул мне что-то непонятное на чужом языке. Тогда я вспомнила, что немного говорю по-крониански. Он кричал: «Ложись, ложись». Я так и сделала, и поползла на животе, задевая подбородком за бородатое лицо земли.
Снова заговорили пушки на холме. Они не так глубоко увязли в дымовой трясине, и их фейерверк оказался ярче. Я не могла оторвать завороженного взгляда от ядра, от шлейфа бесцельной черноты, прочертившего полнеба и опустившегося, как нечто невесомое, в долину. Там ядро взорвалось — прилив света, странные синие и оранжевые тени.
Я видела атаку, завершившуюся взятием холма. Она не походила на событие большого значения — поток людей и лошадей, черно-белые отблески стали, будто в зеркале, а потом мешанина, путаница, словно кишащий муравейник. У подножия склона разорвался последний кронианский снаряд. Затем флаг повалился вниз с башни. Я и вдруг с удивлением подумала: что же я здесь делаю? Дикое возбуждение, швырнувшее меня вперед, улеглось, ведь увиденное мною совсем не походило на то, что мне рассказывали о войне.
В задымленной долине еще наносили последние удары, еще умирали и убивали друг друга люди. Мои спутники не станут брать пленных. Альянс Чавро, в который вступила и моя страна, доставил неприятность, не более того — блоха укусила мощное тело за бок.
Башня являлась частью монастыря или какого-то церковного строения. Когда очистились верхние слои воздуха, я разглядела сводчатый проход, колонны крытой аркады и одну из безмолвных пушек, стоявших там, — длинная шея без головы, а из горла еще вырываются последние струйки дыхания.
Среди дыма возникли всадники. Черная пыль на лицах, кое-кто в крови, и у каждого кровь на копье или на шпаге. И тогда я услышала вдали в тумане пронзительно-громкие хриплые крики. Лошади вращали покрасневшими глазами, изрыгая изо рта пар, словно пушечный дым. И надо всеми витал мерзкий запах, жуткая вонь сражения.
Неторопливо ехавший через лес всадник повернул, направляясь ко мне; шлем из железа и золота, скрещенная с кровью и серебром чернота, черное лицо, почерневшие от крови руки, красная шпага.
Перспективы опять замкнулись. Затмение — солнце захлебнулось в дыму. Кавалерийский взвод скрылся.
У его стремени висел предмет, в существование которого я не поверила. Даже когда я приняла его как нечто реальное, он не произвел впечатления, уж слишком он был страшен. В одной из безрассудных своих атак он отсек человеку голову. Длинные волосы пришлись кстати, и вот безделушка уже привязана. Мне доводилось слышать, что кронианцы так поступают. Кто мне об этом рассказывал? Лой? Еще какая-нибудь девушка…
— Если мужчина встречается с женщиной, — сказал он, — Випарвет тому причиной. Мне следовало догадаться, что ты явишься сюда и примешься лакать кровь.
Я поднялась на ноги. Я не почувствовала страха. Я не поверила в происходящее, как и в отрубленную голову.
Я неторопливо направилась обратно через лес, тем же путем, которым пришла. Он вел лошадь под уздцы, ступая рядом со мной; она фыркала, вращая ярко-красными глазами, от нее несло такой же вонью, как от других.
Драхрис негромко заговорил со мной. Он стал рассказывать, что он со мной сделает. В полном умопомрачении я выслушала все. Даже Лой ни разу не говорила шепотом о таких непотребных невероятных вещах. Еще он сказал, что будет бить меня, только это и дошло до моего понимания. Он говорил, что мое уродство обернется красотой благодаря следам его трудов — синякам и шрамам. И он позволит мне драться с ним.
Внезапно я бросилась бежать. Действие почти беспричинное, ведь его обещания казались несбыточными.
Тяжело дыша, разгоряченная лошадь рысила следом за мной, я чувствовала за спиной ее жар, опаляющее дыхание.
Среди деревьев мелькнула извилистая тропка, и я прыгнула на нее сквозь клочья тумана. У меня возникло ощущение, будто некая связь между этим человеком и мной вдруг порвалась, словно распоролась сеть или лопнула свора. Я неловко скакнула вперед и наткнулась на борт телеги. Вокруг на земле сидели солдаты, грязные, окровавленные, буйные, а женщина нацеживала каждому пива из початой бочки.
— Эй, девушка, не хочешь выпить? Отметим победу?
Но я протолкалась через них, и они пропустили меня; уступить безоружной женщине после того, как они разнесли чавро в клочья, показалось им забавным.
Я пробиралась вперед среди бойцов, пивных бочек, опрокинутых повозок, мимо того места, куда несли раненых, оглашавших лес криками, воем и ругательствами; сквозь кучку женщин, препиравшихся над телом издохшего осла. А щупальца лопнувшей своры, разорванной сети постепенно исчезали на протяжении всего этого времени. Наконец я увидела несколько экипажей, стоявших близко друг к другу, а среди них карету Гурца, и даже кучер стоял рядом и чистил кремневое ружье полой мундира. Он тоже был в крови. Все припорошило красным и черным. Все испускало вонь.
Меня отчаянно мучила жажда. Сейчас я выпила бы сок красной смородины. Я попросила у кучера воды, и он рассмеялся мне в лицо.
