даритель наслаждения, пламенное тепло, что обнимает меня и укачивает на пути среди ночных морей?
Я спала, не зная, что ему снится.
Я спала так, будто мне не нужно больше просыпаться.
На заре я проснулась и увидела его. Мы долго лежали, глядя друг на друга. Я не испытала удивления, оказавшись вместе с ним. Хотя и не забыла о сомнениях, мучивших меня накануне вечером.
Потом он улыбнулся и привлек меня к себе. Он поцеловал мои волосы и, уткнувшись в них, проговорил:
— Никаких снов. Ты просто волшебница.
— Как будто ты не знал, — ответила я.
— Что ты меня приворожила? Ну как же я мог не знать об этом? — Он обнял меня. — Поколдуй еще. Может, тебе и удастся меня спасти. Если я того стою. — И позже, после паузы: — Нужно как-то искупить все, что я наделал.
— Ты освободил Ирменка, желая загладить вину? — спросила я.
— Да Я совершил приношение богам. Жизнь чистого доброго человека, вырванная из ада на земле. Ты видела, какой он. Он может даже убивать, не совершая при том греха. Одним богам известно, что я имею в виду. Но сам я увяз по горло. В смертях. О нет, не когда убивал на войне, будучи солдатом, но те, другие жизни… — Он резко смолк, а на улице среди ветвей магнолии запела птица. — Ты позволишь, — спросил он, — рассказать тебе об этом на Китэ? И ты поведаешь мне историю своей жизни. Я ничего о ней не знаю. Ты была девочкой, потом беловолосой принцессой, а теперь… теперь ты такая, как на самом деле.
— Но прошлым вечером ты с радостью был готов отделаться от всех троих.
Не успев еще закончить фразу, я услышала, какой невыносимой фальшью отдают мои слова. Я вовсе не хотела вынуждать его говорить неправду, просто не знала, что еще сказать.
— Отделаться от тебя? Мне кажется, скорей от самого себя. На меня порой находит. Я же говорил тебе, человек я никудышный. Что за урод тебе достался в результате всех трудов.
Мне хотелось бы лежать и лежать, вдыхая его тепло, ощущая изгибы его тела, не снимая упавших мне на плечо волос, но внезапно мне припомнилась моя заботливая мама.
— Может, встать и попросить горничную принести чаю? — спросила я.
Он засмеялся:
— Ну, разумеется, тебя пугает, как бы чего не случилось, если ты останешься. Но нет, мадам, вы поздно спохватились.
И моя ночная рубашка тут же полетела через всю комнату и упала у двери; позднее, когда Фенсер ушел, принесшая мне завтрак горничная споткнулась об нее.
Нам удалось отогнать тучи — таким же способом от них отмахиваются все любовники. И тогда они повисают у горизонта. Они видны, но только вдалеке.
В полдень в спальню вошла уроженка Кирении. Она огляделась вроде бы невзначай, словно желая выяснить, как я обошлась с ее имуществом: может, внесла какие-то улучшения или же устроила беспорядок. Затем она сказала:
— Фенсер еще не вернулся? Он должен был встретиться в деревне с одним человеком. — И, помолчав, добавила: — На одном из кораблей согласились перевезти его на Китэ, но, боюсь, они не возьмут на борт женщину. — Я смотрела на нее. — Некоторые моряки с маленьких судов суеверны. Мне и самой раньше приходилось сталкиваться с подобными препятствиями А впрочем, там грязно, неудобно и поспать негде. С другой стороны, мы собирались переправить его именно таким способом. Лучше бы ему воспользоваться случаем и поскорей скрыться.
Похоже, секрет известен всем, кроме меня.
— Я уже говорила Фенсеру, чтобы он непременно отправлялся в путь без меня, если так лучше для него.
— О, значит, он уже получил ваше разрешение? — сказала она. Ее светло-желтые глаза внимательно оглядели меня. Мне захотелось встряхнуться всем телом на кошачий манер. — Ну, прекрасно. Теперь он знает, что волен выбрать наилучший способ. — У меня упало сердце, и вся кровь отхлынула к пяткам. Но возражать я не стала. — Итак, вас нужно перебросить туда же, — продолжала она. — Я могла бы отправить вас в Летай на телеге. Так вас будет трудней всего заметить, если слежка еще продолжается. Вдобавок мы нарядим вас крестьянкой.
Когда вернулся Фенсер, он застал меня уже в простонародном платье с полосатым шарфом на голове. Он поцеловал меня и надел мне на палец медное обручальное колечко, купленное на рынке, — такие носят рыбачки.
— Ну вот, жена, теперь ты выглядишь прилично.
Кольцо оказалось замечательное, хоть и не из благородного металла, отлитое в форме двух дельфинов, чьи тела переплелись друг с другом; согласно поверью, они приносят удачу. Я принялась крутить его в руках, а Фенсер спросил:
— Мейя сказала тебе насчет корабля?
— Ты отправишься одной дорогой, а я другой.
— Это разумный план.
— Ты не рассчитывал на меня.
— И правда. Неожиданность, словно весна посреди зимы.
Он обнял меня, наговорил мне ласковых слов и между делом объяснил, когда и как мы отправимся в чуть, и сказал, что мы снова встретимся уже на Китэ. Невкусные таблетки растворились в сладком вине.
Он ушел еще до захода солнца, а я пустилась в путь перед восходом. Мне предстояло четырехдневное путешествие, а мальчик-возница не отличался разговорчивостью. У меня выдалось время и для радости, и для тревоги. Примерно в сорока милях от порта Тули находилось селение, известное под названием Летай. Его прозвали так не случайно, ведь именно оттуда отправлялись по воздуху на остров диковинные летучие корабли, о которых однажды упомянул Эмальдо. Это не выдумка, они существуют на самом деле и к тому же надежны, как колесницы, надежней морских судов, — настойчиво убеждала меня Мейя, — ведь за все годы, что она прожила в Дженчире, не случилось ни одного крушения. А я подумала: уж не посылает ли она меня на верную погибель, чтобы помочь Фенсеру избавиться от меня.
Дорога, пролегавшая над деревней, оказалась хорошей; открытые ветрам кедры защищали ее от солнца, а в промежутках между ними, как в окошках, возникали бесконечные перспективы синего моря, и на поверхности вод — Китэ; остров являл взгляду то монументальные, дерзко вскинутые в небо верхушки скал, то становился неотчетливым, прозрачным, как пузырь. А на заходе солнца чернел, и по его скалистому хребту скользили огоньки. (Может, Китэ женского рода?) Несмотря на все тревоги, я уже совершенно отчетливо осознала исключительность острова. Кем же могло быть в туманном прошлом это существо, то подступавшее ближе, то ускользавшее вдаль, неизменно оставаясь на одном и том же месте? Может, в древности люди верили, что оно умеет плавать или заколдовано?
По ночам я засыпала прямо в телеге, а мальчик стойко нес караул, выполняя наказ Мейи. Если же мне не спалось, я лежала в полузабытьи, и мне чудилось, будто тайный замысел, витавший в стенах дома киренийки… замысел, частью которого являлся Фенсер, и, пожалуй, все они, но не я… проносится мимо, как летучая мышь, и дразнит меня, предлагая отгадать его имя. Для некоторого разнообразия я поразмышляла над тем, как ни Ирменк, ни Фенсер, похоже, не заметили моего голубого тигра и танцующих девушек, выставленных в витрине магазина Пеллы. Грустный момент. Талант мой невелик. Картина Дорина привлекла… однако во владении Ирменка, в усадьбе его дамы, находилось множество произведений искусства и книг. «Вкус знатока», — сказал Фенсер. Глупо чувствовать себя задетой, ведь я знаю, какое место отведено мне в мире искусства: крайне незначительное. Впрочем, затем мне вспомнилось, как Фенсер прошел мимо и увидел меня в том же самом окне витрины, но не узнал.
По дороге нам с мальчиком встречались лишь пастухи со стадами да однажды всадник в такой же, как мы, одежде, он направлялся на пирушку и обратился к нам по-тулийски с бурными приветствиями, а мне пришлось с улыбкой притворяться, будто я понимаю каждое слово.
На пятый день мы прибыли в Летай. Он представлял собой кучку хижин, над которыми возвышалась взметнувшаяся над морем огромная зеленая скала — будто глубоководная волна на взлете превратилась в
