Я открыла рот, чтобы ответить, но он опередил меня:
– Можете не говорить. Вы Фредерика Хилдебранд Уайер.
Он произнес это без подобающего придыхания, как я ожидала. Скорее, в его тоне звучало презрение. Ко мне, Фредерике Хилдебранд Уайер!
– Да, это я. Я звонила...
– Ага, десять раз. Вы разве не получили мое сообщение?
– М-м-м, да, получила.
– И что же я вам сказал?
Обычно я сохраняю олимпийское спокойствие, но тут начала нервно преступать с ноги на ногу:
– Что вас мое предложение не интересует.
Он агрессивно двинулся вперед, и сердце зашлось у меня в груди, но я не двинулась с места.
– Я что, непонятно выразился?
Еще до того как я пришла в его дом, мне нравилось его искусство. Я была почти на сто процентов уверена, что если мне удастся убедить его устроить у меня показ, моя галерея будет спасена. Теперь, видя, как он себя держит, зная, что его высокомерие в сочетании с привлекательной внешностью заинтригует покупателей еще больше, я еще больше уверилась, что должна заполучить его во что бы то ни стало.
– Я не понимаю, в чем дело. Почему вы не хотите устроить выставку?
– Не хочу, и все. Ни в вашей галерее, ни где-либо еще. Понятно?
– Если честно, я поняла только слова «ни где-либо еще». Может быть, вы могли бы немного пояснить слова «не в вашей галерее»?
Густые темные брови сомкнулись на переносице.
Я лихорадочно искала в голове нужные слова, чтобы убедить его позволить мне устроить выставку его работ. Это прославит его и принесет мне много денег, в которых я так нуждаюсь.
– Думаю, вы не понимаете, что я могу сделать для вашей карьеры, мистер Джексон. Объясните мне, какой смысл создавать шедевры и не показывать их людям? – Он хотел что-то сказать, но я его прервала. – Я могу превратить вас из человека, чья скульптура стоит рядом с портретом Элвиса Пресли в холле Говарда Граута, в скульптора, чьими работами восхищается весь мир. – Он снова попытался прервать меня, но я продолжала: – Я устрою показ такого масштаба, что вас заметят самые важные люди в мире искусства. Я приглашу искусствоведов, критиков, журналистов, даже сенаторов, конгрессменов и бизнесменов.
Мне в голову пришла одна мысль. С секунду я колебалась, но потом отбросила сомнения, так как хотела показать, что, по крайней мере, я человек широких взглядов:
– Вы можете пригласить, кого захотите. Друга, девушку... или молодого человека, неважно.
Конечно, если главный герой вечера придет с мужчиной, это может оказаться слишком для моих друзей (просто гей – это куда ни шло, а парочка гомосексуалистов – это перебор), но я бы что-нибудь придумала. Например, что они братья. Двоюродные. Или, лучше, что это его агент. Да, именно!
«Господи, пожалуйста, пусть они не будут держаться за руки».
Стоя на пороге маленького домика, я так размечталась о том, какой будет триумф, если я заманю таинственного Сойера Джексона, что не сразу поняла, что он направляется ко мне. В несколько шагов он достиг входа и остановился. Его выражение лица вряд ли можно было назвать дружелюбным, но я все равно широко улыбнулась ему:
– Будет замечательно, мистер Джексон. Итак, что скажете? Договорились?
Он захлопнул дверь у меня перед носом. Я уставилась на старые доски, с трудом пытаясь осмыслить случившееся.
– Насколько я поняла, вы хотите обдумать это! – прокричала я через дверь.
Его ответ был невнятным, но я расслышала:
– Уходите.
Я моргнула. Даже после того как я приехала к нему домой (в бедный квартал города, следует уточнить) и представилась, и даже после того как я объяснила, что я могу для него сделать, он все еще выпендривался... передо мной, Фреди Уайер!
Что на всех нашло в последнее время?
Глава десятая
Каковы бы ни были мои ожидания относительно petite soiree[7] у Никки, скажу лишь, что меня ждал сюрприз.
Неожиданности начались, когда я приехала во дворец Граутов и застала Никки одетой именно так, как я предлагала.
Должно быть, мое замешательство было заметно.
– Ты сказала, банты и жемчуг, – напомнила она.
Мне следовало быть более конкретной, добавив такие эпитеты, как «неброский», «изысканный» или даже «маленький». На Никки было:
• белое платье в крупный красный цветок (вполне в духе цветочного позора моей матери несколькими десятилетиями ранее), с самым большим красным бантом, который мне когда-либо приходилось видеть на крыше новенького автомобиля, припаркованного у дома в Рождество, причем бант был прикреплен на ее левом бедре, как у героинь сериала «Династия» в далекие восьмидесятые;
